Но она, не слушая профессиональных советов, впихивает мне в руки кучу одежды, вывернутой наизнанку и снятой с плечиков, между прочим, и талдычит свое:
— Мне хотелось примерить те джинсы. Теперь-то я могу это сделать?
Меня бросает в жар.
— А какие джинсы были, не помните? — сочувственно морщу я лоб. — Голубые? Они там, на полке, рядом с…
— Нет! — нетерпеливо восклицает девица. — Джинсы с рисунком «под зебру», которые я держала в руках минуту назад.
— А-а, — как бы вспомнив, тяну я. — Только не знаю, куда они делись. Может, кто-то другой взял?
— Да я же их вам отдала! Вы должны были подержать их.
— Ой, — я улыбаюсь еще шире, — знаете, мы не несем ответственности за предметы, которые покупатели оставляют нам перед входом в примерочную.
— Господи! — восклицает она и смотрит на меня как на законченную дебилку. — Я отдала вам их лично в руки тридцать секунд назад, куда они могли деться за это время?
Вот черт, она взбесилась не на шутку. Орет так, что люди начинают оборачиваться.
— Что случилось? — спрашивает сладенький голос за моей спиной, и я в ужасе оглядываюсь.
Это Даниэлла, направляется к нам с ласковым выражением на лице, в котором я не вижу для себя ничего хорошего. Так, спокойно, говорю я себе. Никто ничего не сможет доказать. Кроме того, не секрет, что покупатели вечно устраивают бузу.
— Я отдала продавцу джинсы, чтобы она их подержала, поскольку четыре вещи брать в кабинку не положено…
— Четыре?.. Но четыре брать можно, — говорит Даниэлла и посылает мне не самый дружелюбный взгляд.
— Ой, правда? А я думала, что только три. Простите, я тут новенькая.
— Я так и знала, что можно четыре, у вас же на этих дурацких бирках написано «четыре», — раздраженно вздыхает девица. — Ну, в общем, отдала я ей эти джинсы и пошла примерять остальное, а потом выхожу, смотрю — джинсов нет.
— Нет? Как это — нет?
— Наверное, их взяла другая покупательница, — объясняю я с самым глупым видом.
— Да вы же их в руках держали! Что — кто-то пришел и вырвал их у вас из рук?! — Эта истеричка чуть не визжит.
Да отвали ты! Вот пристала! Разве можно так сходить с ума из-за каких-то штанов?
— Может, возьмете другую пару? — предлагаю я, пытаясь сделать вид, что искренне стараюсь помочь.
— Другой пары нет, — холодно цедит девица, — поскольку эта последняя, и она со скидкой.
— Ребекка, подумайте хорошенько! — командует Даниэлла. — Вы не могли их куда-нибудь положить?
— Наверное, могла, — растерянно отвечаю я извиняющимся тоном. — Я была так занята, что могла просто положить их обратно на полку, а оттуда их могла взять другая покупательница. — И пожимаю плечами, вроде как говоря: «Сами знаете, какие бывают шустрые дамочки».
— Стойте-ка! — вопит девица. — А это что?
Я смотрю в направлении ее изумленного взгляда и буквально леденею. Джинсы «под зебру» вывалились из-под занавески. Какое-то время мы втроем таращимся на них, не в состоянии промолвить ни слова.
— Ну надо же! — наконец произношу я. — Это же они!
— И как они туда попали? — вопрошает Дани-элла.
— Понятия не имею! Наверное… — Нужно спешно придумать хоть какое-нибудь объяснение. — Наверное…
— Вы их спрятали! Вы их взяли и спрятали! Сначала не дала мне их примерить, а потом за-ныкала!
— Глупость какая! — Стараюсь придать своему лицу уверенность, но на щеках уже проступил виноватый румянец. Господи, ну почему я вечно краснею? Почему?
— Ах ты… — Тут девица замолкает и резко поворачивается к Даниэлле: — Я буду жаловаться.
— Ребекка, — приказывает Даниэлла, — быстро ко мне в офис.
Что? Неужели она меня не прикроет? Не защитит свою сотрудницу от покупательского зверства? А как же пресловутая солидарность?!
— Сию секунду! — рявкает она, и я подпрыгиваю от страха.
Медленно подходя к ее офису (который больше похож на чулан для швабр), замечаю, что остальные продавцы глазеют на меня и тычут друг друга в бок. Вот уж действительно неприятная ситуация. Ну ничего, все обойдется. Извинюсь, скажу, что больше так не буду, и пообещаю отработать сверхурочно. Главное, чтобы меня не…
Поверить не могу. Она меня уволила. Я и дня не успела проработать, а она меня вышвырнула на улицу. Я была так поражена ее заявлением, что чуть не расплакалась. Нет, ну правда, если не считать инцидента с джинсами, я работала хорошо. Но, видимо, укрывание вещей от покупателей карается моментальным увольнением (что тоже нечестно, потому что меня об этом на собеседовании не предупреждали).
Пока я снимаю с себя униформу, мне становится совсем тяжко. Ведь моя карьера продавщицы закончилась, так и не успев толком начаться. За отработанное время я получила всего 20 фунтов, да и то Даниэлла заявила, что я должна быть благодарна. А когда я спросила, нельзя ли мне быстренько отовариться, использовав скидку сотрудницы магазина, Даниэлла посмотрела на меня так, словно хотела ударить. Все кувырком. Ни денег, ни работы, ни скидки. Иду по улице понурая, руки в карманах. Двадцать фунтов. Что на них купишь…
— Ребекка!
Поднимаю голову и упираюсь взглядом в знакомое лицо. Только вот не могу вспомнить, откуда я его знаю. Это… это…
— Том! Привет! Какими судьбами?
Держите меня, это же Том Вебстер, и в Лондоне. Как его сюда занесло? Он же должен быть в Рейгейте, в кухне со средиземноморской плиткой.
— Познакомься, это Люси, — гордо говорит он и выпихивает вперед девицу, у которой в руках не меньше сотни пакетов из разных магазинов. Вот невезуха. Это же та самая, из моего магазина, которая скупала все подряд и за которую, как она говорила, платит ее парень. Неужели…
— Вы встречаетесь? — спрашиваю я как дура.
— Да, — улыбается Том. — Причем давно. Ничего не понимаю. Почему Мартин и Дженис ни разу не заикнулись, что у Тома есть девушка? Про все остальное рассказали, а об этом — ни слова.
Подумать только, у Тома есть девушка!
— Привет! — говорит Люси.
— Привет! Я Ребекка. Соседка, подруга детства, ну и все такое.
— А, так вы та самая Ребекка… — И косится на Тома.