— Мне кажется, тебе нужна помощь, — сказала женщина. Она говорила не то с датским, не то с английским акцентом.
— Я ищу свою близкую подругу. Анну Вестин.
Женщина снова улыбнулась:
— У нас тут нет имен. Пошли со мной, может, ты ее и найдешь.
Почему-то от звука ее приятного, ласкового голоса Линда насторожилась. У нее возникло чувство, что ее заманивают в ловушку. Но она все же последовала за незнакомкой. Та открыла дверь, и они очутились в прохладном полумраке. Все перегородки в доме были убраны, стены побелены. Пол из широких досок, никаких ковров. И мебели никакой, только на торцевой стене, между сводчатых окон с тяжелыми железными украшениями, висел темный деревянный крест. Вдоль стен, прямо на полу, сидели люди. Глаза ее не сразу привыкли к темноте. Ей надо долго адаптироваться — этот недостаток она обнаружила у себя еще в Высшей школе полиции. Она даже пошла к окулисту. Но никакой болезни он не обнаружил, просто это была ее индивидуальная особенность — длинный стартовый и тормозной путь при переходе от света к темноте и обратно.
Люди сидели на полу, обняв руками колени. Они были самого разного возраста. Казалось, их не объединяло ничего, кроме того, что они находились в одном и том же помещении и молчали. Одеты все были по-разному. Коротко стриженый мужчина был в костюме и галстуке, рядом с ним сидела очень непритязательно одетая пожилая дама. Линда обвела глазами комнату. Анны здесь не было. Ее провожатая посмотрела на нее вопросительно. Линда покачала головой.
— Есть еще одна комната, — сказала та.
Линда последовала за ней. Здесь стены были деревянные, но тоже белые, окна простые, без украшений. И здесь вдоль стен сидели люди. Линда поискала глазами — Анны среди них не было. Но что здесь происходит? Что там было во вскрытом ею письме? Ангел, облеченный облаком?
Что здесь происходит?
И совершенно непонятно, как они обнаружили ее присутствие. Может быть, среди деревьев прячутся часовые?
— Пошли, — сказала женщина.
Они вышли в сад и обошли дом. Там, в тени большого бука, стояли каменные скамейки и стол. Ее любопытство разгорелось не на шутку. Что-то связывает этих людей с Анной. Она решила сказать все как есть:
— Я ищу Анну Вестин. Она пропала. В ее почтовом ящике я нашла письмо, оно и привело меня сюда. Я понимаю, что для вас здесь все без имени. Но для меня она Анна Вестин.
— А как она выглядит?
Мне все это не нравится, подумала Линда. Ее улыбка, это неестественное спокойствие. Почему я чувствую такое отвращение, словно этот шахматист опять пожал мне руку?
Она, как могла, описала Аннину внешность. Женщина по-прежнему улыбалась:
— Мне кажется, я никого похожего на твое описание не видела. А где письмо?
— В машине.
— А где машина?
— У церкви. Красный «гольф».
Машина не заперта, подумала Линда, а письмо лежит на сиденье. Что довольно глупо.
Обе замолчали. Линде было очень не по себе, и чувство это все нарастало.
— А что вы тут делаете? — спросила она.
— Подруга должна бы тебе рассказать. Все, кто сюда приходит, должны привести и других в наш храм.
— Так это храм?
— А что же еще?
Ну да, с иронией подумала Линда. «А что же еще»… Как же я сразу не догадалась, конечно же это храм, а никакой не брошенный крестьянский хутор, где работали когда-то арендаторы и батраки.
— А как тебя зовут?
— Я же сказала — у нас нет имен. Наша общность идет изнутри, через воздух, которым мы вместе дышим.
— Звучит необычно.
— Очевидное всегда необычно. Трещина в деке меняет акустику. А если у скрипки вываливается дно, музыка и вовсе перестает звучать. То же и с людьми. Нельзя жить, если не видишь высшего смысла.
Линда не поняла, что та хотела этим сказать. Она не любила чувствовать себя тупицей, поэтому больше ни о чем не спрашивала.
— Тогда я пойду, — сказала она и поднялась.
Она пошла быстро, не оборачиваясь и не останавливаясь, пока не дошла до машины. Она села в машину, но ехать не торопилась. Солнце ослепительно сверкало в листве. Она уже была готова повернуть ключ, как вдруг увидела идущего по газону человека.
Сначала она видела только силуэт — слепило солнце. Но когда он вышел в тень деревьев у кладбищенской стены, ей вдруг показалось, что подул ледяной ветер. Она узнала его затылок. Но не только это. Она смотрела на него, и пока он не исчез из виду, она слышала голос Анны. Голос, внятно и толково повествующий, как она видела своего отца из окна отеля в Мальмё. Я тоже смотрю в окно, подумала Линда. Автомобильное. И я знаю точно, что человек, которого я только что видела, — отец Анны. Это, конечно, глупо, но почему-то я это знаю.
Он исчез в солнечном мареве. Подумаешь, затылок, попыталась убедить себя Линда. Откуда у нее такая уверенность в том, в чем она никоим образом не может быть уверена? Нельзя опознать человека, если ты его никогда не видела. Фотографии дома у Анны, ее описание виденного ею в Мальмё человека — все это очень шатко и недоказуемо.
Она попыталась отвязаться от этих мыслей и посмотрела в зеркало заднего обзора. Газон перед входом в церковь был пуст. Она подождала пару минут, сама не зная чего, и поехала назад в Лунд. Было уже за полдень. Солнце по-прежнему жарило немилосердно. Она остановилась там же, где и утром, и попробовала собраться перед новой встречей с шахматистом. Потом вышла и открыла калитку. Но дверь на этот раз открыла девушка. На несколько лет моложе, чем Линда. У нее были ярко-красные волосы с синими прядями, от ноздри к щеке тянулась цепочка. Она была вся в черном — сочетание кожи и синтетики. Ботинок на одной ноге был черный, на другой — белый.
— Свободных комнат нет, — нетерпеливо сказала она. — Если там все еще висит объявление, то его давно пора снять. Кто тебе сказал, что у нас есть свободные комнаты?
— Никто. Я ищу Анну Вестин. Она моя близкая подруга. Меня зовут Линда.
— По-моему, ее нет дома. Можешь сама посмотреть.
Она пропустила ее в дом. Линда заглянула в гостиную. Шахматные фигуры были по-прежнему расставлены на доске, но предводитель их исчез.
— Я была здесь несколько часов назад. Говорила с вашим шахматистом.
— Ты можешь говорить, с кем тебе угодно, — сказала та равнодушно.
— Это тебя зовут Маргарета Ульссон?
— Это мой псевдоним.
Линда оторопела. Маргарета весело глядела на нее.
— Вообще говоря, меня зовут Юханна фон Лёф. Но я предпочитаю обычное имя, поэтому и перекрестилась в Маргарету Ульссон. В этой стране тысячи Маргарет Ульссон и только одна Юханна фон Лёф. Кому хочется быть в одиночестве?