Третий мотив — неизвестная альтернатива.
Что-то, что даже представить себе невозможно. Пока мозг не найден, эта неизвестная альтернатива должна оставаться. Нельзя упускать из виду неизвестное обстоятельство.
В эти ранние часы на улице все еще было темно. Луиза встала, опять подошла к окну. Дождь, фары автомобилей мерцали. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Что же он искал? Она почувствовала дурноту, надо выйти наружу.
В начале восьмого она упаковала бумаги Хенрика, расплатилась за гостиницу и с чашкой кофе расположилась в помещении, где подавали завтрак.
За соседним столиком мужчина и женщина репетировали диалог из какой-то пьесы. Мужчина, совсем старик, близоруко щурясь, читал по тетрадке с ролью, руки у него дрожали. Женщина в красном пальто монотонно произносила свои реплики. В пьесе речь шла о разрыве, сцена разыгрывалась в прихожей или, возможно, на лестничной площадке. Но кто кого оставил — он ее или она его, — Луиза определить не могла.
Допив кофе, Луиза вышла из гостиницы. Дождь перестал. Она зашагала вверх по улице к квартире Хенрика. Усталость опустошила ее, внутри саднило. Я не буду заглядывать далеко вперед, только на один шаг. Один шаг, не больше.
Она села за кухонный стол, избегая смотреть на хлебные крошки, по-прежнему рассыпанные там. Снова пролистала ежедневник. То и дело встречалась буква «Б». Она перебирала имена: Биргитта, Барбара, Берит. Нигде ни намека на объяснение. Откуда этот интерес к президенту Кеннеди и его мозгу? Что-то втемяшилось ему в голову. Реально ли то, что он искал, или только символ? Существует ли разбитая ваза на самом деле или это лишь мираж?
Она заставила себя открыть дверцу гардероба и обыскать карманы. Нашла мелкие монеты, в основном шведские, и парочку евро. В кармане куртки лежал грязный билет на автобус, а может, на метро. Она принесла билет на кухню, зажгла настольную лампу. Мадрид. Значит, Хенрик ездил в Испанию, об этом он ей не рассказывал, она бы помнила. Зачастую все, что он говорил о своих поездках, состояло в упоминании места пребывания. Но он никогда не объяснял, почему ездил, называл цель, а не намерения.
Луиза вернулась к гардеробу. В кармане брюк обнаружила высохший цветок, рассыпавшийся в ее пальцах. Больше ничего.
Она принялась осматривать рубашки. И тут раздался звонок в дверь. Луиза вздрогнула. Звонок резанул ее. Сердце громко стучало, когда она пошла в прихожую открывать. Но там стоял не Хенрик, а невысокая девушка с черными волосами и такими же черными глазами, в застегнутом до подбородка пальто.
Девушка выжидающе посмотрела на Луизу:
— Хенрик дома?
Луиза расплакалась. Девушка чуть отступила назад.
— Что ты здесь делаешь? — испуганно спросила она.
У Луизы не было сил отвечать. Она повернулась и прошла на кухню. Услышала, как девушка осторожно закрывает входную дверь.
— Что ты здесь делаешь? — повторила она.
— Хенрик умер.
От неожиданности девушка часто задышала. Замерев на месте, она пристально глядела на Луизу.
— Кто ты? — спросила Луиза.
— Меня зовут Назрин, я жила с Хенриком. Возможно, до сих пор живу. Во всяком случае, мы — друзья. Он — самый лучший друг на свете.
— Он умер.
Луиза встала, пододвинула стул девушке, все еще стоявшей в пальто, застегнутом до самого подбородка. Когда Луиза рассказала о том, что произошло, Назрин медленно покачала головой.
— Хенрик не мог умереть, — тихо сказала она.
— Не мог, я согласна с тобой. Он не мог умереть.
Луиза ждала какой-нибудь реакции Назрин. Но не дождалась. Назрин начала задавать осторожные вопросы. Похоже, думала, что неправильно поняла слова Луизы.
— Он был болен?
— Он никогда не болел. Кроме детских болезней вроде кори, которых мы практически даже не заметили. В подростковом возрасте у него какое-то время часто шла кровь из носа. Но это прошло. Сам он считал причиной то, что жизнь идет слишком медленно.
— Что он имел в виду?
— Не знаю.
— Но он же не мог просто взять и умереть. Так не бывает.
— Не бывает. И тем не менее это произошло. То, чего не бывает, самое ужасное, что может случиться.
Внезапно Луиза ощутила растущее бешенство, оттого что Назрин не заплакала. Она словно бы осквернила память Хенрика.
— Пожалуйста, уходи, — произнесла она.
— Куда же я пойду?
— Ты пришла встретиться с Хенриком. Его больше нет. Ты должна уйти.
— Я не хочу уходить.
— Я даже не знаю, кто ты такая. Он никогда о тебе не упоминал.
— Он говорил, что никогда не рассказывал тебе про меня. Нельзя жить без тайн.
— Так и сказал?
— Говорил, что этому научила его ты.
Гнев Луизы утих. Она почувствовала стыд.
— Мне страшно, — сказала она. — Меня всю трясет. Я потеряла моего единственного ребенка. Потеряла собственную жизнь. Сижу здесь и жду, когда рассыплюсь.
Назрин встала, прошла в комнату. Луиза слышала, как она захлюпала носом. Вернулась она не скоро, пальто было расстегнуто, черные глаза покраснели.
— Мы договорились совершить «длинную прогулку». Так мы это называли. Обычно шли вдоль воды, как можно дальше от города. По дороге туда мы молчали, на обратном пути разрешалось говорить.
— Как получилось, что девушка по имени Назрин говорит без акцента?
— Я родилась в аэропорту, в Арланде. Мы просидели там два дня, ожидая, когда нас отправят в какой-нибудь лагерь для беженцев. Мама родила меня на полу возле паспортного контроля. Все произошло очень быстро. Я родилась там, где, собственно, начинается Швеция. Ни у мамы, ни у папы паспортов не было. А я, родившаяся там, на полу, сразу получила шведское гражданство. Один из полицейских, работавших тогда на паспортном контроле, по-прежнему иногда звонит.
— Как ты познакомилась с Хенриком?
— В автобусе. Мы сидели рядом. Он вдруг засмеялся и показал на надпись, сделанную тушью на стенке автобуса. Я не нашла в ней ничего смешного.
— Что там было написано?
— Не помню. Потом он как-то зашел ко мне на работу. Я стоматологическая медсестра. Хенрик засунул себе в рот вату и сказал, что у него болит зуб.
Назрин повесила пальто на вешалку. Глядя на нее, Луиза представила себе, как она выглядит голой в постели с Хенриком.
Она протянула ладонь через стол и сжала руку Назрин.
— Ты должна кое-что знать. Я была в Греции. Ты — здесь. Что-нибудь случилось? Он изменился?