Проснувшись утром 20 октября, Луиза обнаружила, что ночью подморозило. Она спустилась к железнодорожному мосту и долго стояла у перил, глядя в черную воду, такую же черную, как земля, в которую опустят гроб с телом Хенрика. В этом пункте Луиза была непреклонна. Хенрика не сожгут, его тело должно покоиться в земле, именно тело, а не пепел. Она смотрела на воду и вспоминала, что когда-то в юности стояла на этом же месте, чувствуя себя совсем несчастной, и, возможно, единственный раз в жизни обдумывала, не покончить ли с собой. Хенрик словно бы находился рядом. Он бы тоже не прыгнул. Он бы продолжил жить, не ослабил бы хватку.

Этим ранним утром она долго стояла на мосту.

Сегодня я похороню своего единственного ребенка. Других детей у меня уже не будет. В гробу Хенрика покоится главная часть моей жизни. Та часть, которую не вернуть.

Коричневый гроб, розы, никаких венков. Органист исполнил Баха и выбранное им самим сочинение Скарлатти. Пастор говорил спокойно, без пафоса, Бог в церкви не присутствовал. Луиза сидела рядом с Артуром, по другую сторону гроба — Назрин и Вера. Луиза наблюдала похоронную церемонию как бы со стороны. А ведь речь шла о ней самой. Покойнику не выразишь сочувствия, мертвый — он и есть мертвый, мертвецы не плачут. А она? Она уже превратилась в руину. Но некоторые своды внутри ее остались невредимы. И их ей надо защитить.

Назрин и Вера уехали рано, им предстояла долгая поездка автобусом в Стокгольм. Но Назрин обещала не пропадать, а когда Луиза соберется с силами, чтобы освободить квартиру Хенрика от его вещей, она ей поможет.

Вечером Луиза и Артур сидели на кухне, с бутылкой водки. Он запивал водку кофе, она разбавляла лимонадом. Точно заключив тайное соглашение, оба напились. В десять вечера они, тараща глаза, с трудом удерживались на стульях.

— Завтра я уезжаю.

— Возвращаешься?

— Разве человек всегда не возвращается куда-нибудь? Я уезжаю в Грецию. Надо закончить работу, а что будет потом, не знаю.

На следующий день рано утром Артур отвез Луизу в аэропорт Эстерсунда. Легкий снежок запорошил землю. Взяв ее за руку, отец попросил соблюдать осторожность. Она видела, что он ищет еще какие-то слова, но безуспешно. В самолете на пути в Арланду она подумала, что он непременно сегодня же начнет вырезать лицо Хенрика в каком-нибудь из своих деревьев.

В 11.55 она вылетела во Франкфурт, чтобы там пересесть на рейс до Афин. Но когда приземлилась во Франкфурте, все принятые ранее решения как бы рассыпались. Она отказалась от зарезервированного места в самолете и долго сидела, глядя на окутанный туманом аэродром.

Теперь она знала, что делать. Артур был и прав, и не прав, но уступила она не ради него. Это ее собственное решение, ее собственное прозрение.

Арон. Он есть. Он должен быть.

Вечером того же дня она поднялась в самолет кампании «Куонтас», летевший в Сидней. Последнее, что она сделала перед отлетом, — позвонила одному из коллег в Греции и сказала, что пока приехать не может.

Сначала ее ждет другая поездка, другая встреча.

В самолете рядом с ней сидела девочка, одна, без сопровождающего, ребенок, не обращавший никакого внимания на то, что происходит вокруг. Она просто не отрывала глаз от своей куклы — этакого гибрида слона и старой дамы.

Луиза Кантор смотрела в темноту.

Арон. Он есть. Он должен быть.

7

Во время промежуточной посадки в Сингапуре Луиза вышла из самолета и побрела во влажной духоте по устланным желто-коричневыми коврами длинным коридорам, которые, казалось, вели к новым отдаленным терминалам.

Остановившись у магазинчика, где продавались блокноты, она купила ежедневник с вышитыми на фиолетовом переплете птицами. Девушка-продавщица дружески ей улыбнулась. Глаза Луизы тотчас начали наполняться слезами. Она стремительно повернулась и ушла.

На обратном пути к самолету ей вдруг стало страшно, что она вот-вот впадет в панику. Она держалась поближе к стенам, ускорила шаг и пыталась сосредоточиться на своем дыхании. Была уверена, что в любую минуту все вокруг потемнеет и она упадет. Но ей очень не хотелось очнуться на желто-коричневом ковре. Ей нельзя падать. Не сейчас, когда она приняла важное решение разыскать Арона.

Самолет взял курс на Сидней в два ночи. Еще во Франкфурте Луиза потеряла контроль над часовыми поясами, которые ей предстояло пересечь. Она пребывала в состоянии невесомости и вневременья. Может, именно так ей удастся приблизиться к Арону? В те годы, что они прожили вместе, Арон всегда удивительным образом знал, когда она вернется домой, когда окажется близко от него. И в тех случаях, когда злилась на его слова или поступки, она понимала, что никогда не сумеет застать его врасплох, если вдруг выяснится, что он ей изменяет.

Она сидела в кресле 26 D, у прохода. Рядом спал приветливый господин, представившийся отставным полковником австралийских ВВС. Он не пытался завязать разговор, за что Луиза была ему благодарна. Сидя в сумеречном салоне, она стакан за стаканом брала воду, которую регулярно приносила стюардесса. По другую сторону прохода женщина ее лет слушала какой-то радиоканал.

Луиза вынула купленный ежедневник, зажгла ночник и, найдя ручку, начала писать.

Краснозем. Первое написанное ею слово. Почему вдруг именно оно всплыло в ее мозгу? Неужели это важнейший ключ к разгадке? Главный черепок, вокруг которого в свое время сгруппируются все остальные фрагменты?

Мысленно она перелистала те две тетрадки, память о мертвых или умирающих женщинах.

Каким образом они попали к Хенрику? Он не был ребенком, нуждавшимся в напоминаниях о своих родителях. Знал если и не все, то многое о своей матери. И с Ароном, несмотря на его частые отлучки, он довольно регулярно общался. Откуда Хенрик получил эти тетрадки? Кто дал их ему?

Она записала вопрос. Откуда краснозем? Дальше этого она не продвинулась. Отложила ежедневник, выключила лампу, закрыла глаза. Мне нужен Арон, чтобы я смогла думать. В свои лучшие минуты он был не только прекрасным любовником, но и обладал умением слушать. Он — одно из редких существ, способных дать совет, не задумываясь о собственных выгодах.

Она открыла глаза. Может, как раз этой стороны личности Арона и их совместной жизни ей недоставало больше всего? Слушающего и временами поразительно умного человека, в которого она влюбилась и от которого родила сына?

«Я ищу именно этого Арона, — размышляла она. — Без его помощи я никогда не пойму, что произошло. Никогда не смогу вернуться к прежней жизни без его поддержки».

Остаток ночи она дремала в своем кресле, время от времени настраиваясь на какой-нибудь радиоканал, но музыка, совсем не подходившая, по ее мнению, к ночному мраку, раздражала ее. «Я сижу в клетке, — думала она. — В клетке с тонкими стенками, которые тем не менее противостоят лютому холоду и огромной скорости. В этой клетке меня несет на континент, куда я и не пыталась попасть. Континент, куда я никогда не стремилась».