Принцесса Азии | Страница: 48

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Это не единственное, чего у него нет, – заявила Юля, входя в комнату.

Скромная однушка инспектора имела более чем аскетичный вид. В комнате стояли диван, шкаф и телевизор. Цветной, но уже видавший виды. Окна были закрыты циновками, на полу линолеум. В кухне, кроме стола и двух табуреток, имелись раковина, маленький пустой холодильник и два шкафчика с минимальным набором посуды. Длительной осады им в этом раю не выдержать. И все же Юля была благодарна инспектору. Сегодняшнее происшествие здорово пошатнуло ее и без того истерзанные нервы.

Только вообразите! Не успели они с Василием прибыть в собственный комфортабельный номер и завалиться на кровать перед телевизором, – хорошо хоть раздеться поленились, улеглись прямо в одежде поверх покрывал, скитания и нищета плохо сказывались на их манерах, – как на балконе нарисовалась чья-то фигура с пистолетом. Юля как раз повернулась к окну, взглянуть, не собирается ли дождь, и увидела, что кто-то маячит на фоне неба. Здоровенный такой парень, с пистолетом в руке, Юля даже не сразу поняла, что это. Но когда поняла, заорала Василию, чтобы бежал, а может, просто заорала. От ужаса она не соображала, что делала.

Мужик, услышав Юлин вопль, влетел в комнату, бешено вращая маленькими раскосыми глазками, похожими на два злобных буравчика. Он что-то прокричал по-своему, наверное, чтобы заткнулись, но они с Василием только громче заорали.

Вскочив с кровати, Ползуновы беспорядочно метались по номеру, совершенно ополоумев от страха. В вас никогда не целились из пистолета в упор? Тогда вам всей прелести не понять. Черное маленькое отверстие в стволе вдруг превращается в огромную черную дыру, становясь воплощением смерти. От предчувствия скорой кончины у Юли в голове начался целый фейерверк мыслей, к сожалению, среди них не попалось ни одной умной.

Легкий щелчок у Ползунова над ухом вывел его из состояния, близкого к безумию, он как-то сразу очнулся и, неожиданно перескочив через кровать, врезал нападавшему крепким кулаком в рожу. Киллер такой резкой перемены в поведении жертв не ожидал и, покачнувшись, осел в стоявшее за ним кресло. Василий, дав ему еще разок в голову, бросился прочь из номера, прихватив по дороге жену. Они с треском вывалились в коридор. Босые, всклокоченные, Ползуновы бежали к лифту, взявшись за руки, но добежать до него не успели. Гадкий азиат оказался выносливым и выскочил из номера вслед за парочкой резвых жертв, открыв беспорядочный, но почти бесшумный огонь, о котором в основном свидетельствовали фонтанчики штукатурки, отлетающие от стен. Видно, от крепких Васиных ударов он несколько утратил координацию, поскольку ни разу в них так и не попал. Юля с Василием, пригибаясь и подпрыгивая, продолжали бежать по коридору к лифту, и тут, на их счастье, двери его открылись и оттуда вышло человек семь постояльцев. Увидев взъерошенных Ползуновых, они растерянно замерли, приняв их, видимо, за сумасшедших. Но когда одного из прибывших ранило шальной пулей в руку, компания сразу очнулась, подняла дикий рев и кинулась обратно к лифту. Юля с Ползуновым не отставали. Киллер то ли истратил все патроны, то ли испугался поднятого воя, но, когда толпа ввалились в лифт, бросился в противоположный конец коридора к лестнице и скрылся на ней. Через минуту лифт распахнул свои двери в холле первого этажа, и все невольные свидетели происшествия вылетели из кабины, как разъяренный рой диких пчел, и накинулись на администратора.

Раненых при ближайшем рассмотрении оказалось двое, они истекали кровью и голосили, на шум и крики сбежалась тьма народу, в том числе и охранники, все выходы перекрыли, и Юлина с Василием попытка тихо сбежать не удалась. Пассажиров лифта отловили и сдали администрации отеля, а уж те вызвали полицию. Рассказывать, что они с Василием пережили, начиная с этого момента и до прибытия инспектора Питу, Юля еще долго не сможет из страха поседеть раньше времени. Достаточно сказать одно: встреча с киллером показалась им воскресной прогулкой по парку. Заключение Василия в тюрьму по обвинению в убийстве Стрельцова казалось супругам неизбежным. Бедный Вася сидел синий, потный, убитый горем, а суетящийся рядом управляющий – добрая душа – списывал подавленное состояние своего постояльца на только что пережитый стресс и неустанно предлагал то бренди, то виски, то водку. Но к счастью, что ни делается, все к лучшему. Теперь они точно знали, что полиция искала Василия не как обвиняемого, а как ценного свидетеля, правда, при встрече выяснилось, что ценности он никакой не представляет, но инспектор, божий человек, все равно над ними сжалился и приютил у себя. Так что низкий поклон ему за хлопоты. А что продуктов нет, это чепуха. Сейчас Юля сбегает в соседний магазин и купит все необходимое.

Глава 44

Рука выглядела ужасно, и хотя болела она теперь иначе, чем в первые два дня после укуса, но страданий доставляла ничуть не меньше. Лыэнг с ужасом думал о том, что будет, когда закончатся таблетки, которые он украл в госпитале. Уже трое суток они с Кданом пытаются добраться домой.

В ту ночь, когда они в очередной раз упустили проклятых фарангу, они долго совещались и решили, что им просто необходимо вернуться в Пномпень, хотя бы ненадолго. Во-первых, у них нет денег, во-вторых, эти скользкие гады, скорее всего, сбежали в столицу, там их труднее найти, а в-третьих, Сован наверняка думает, что они погибли, и вряд ли их дома ждет засада. Последнее относилось к самим горемыкам. Дома они смогут передохнуть, подлечиться и решить, что им делать дальше. В любом случае ясно: пока русские живы, им на глаза шефу и его банде показываться нельзя. У Сована руки длинные, а у Тхатя еще длиннее. Убьют, и все.

За последнюю неделю Лыэнг о многом передумал. Он часто вспоминал своего отца, бедного, но честного человека, вряд ли бы тот гордился своим сыном, промышляющим разбоем и грабящим бедных торговцев. Нет. Лыэнг для себя все решил. Не зря у него настало просветление, и не зря отец помог ему выжить в тайфуне. Лыэнг убьет этих русских, они иностранцы, и наверное, это не такой большой грех, а потом он уйдет из банды, вернется домой к матери и будет честно трудиться. Или купит на сбережения лавочку в городе и перевезет семью сюда. Сестер выдаст замуж, когда вырастут, а мать будет жить с ним.

Так мечтал Лыэнг, когда они брели по размытым дорогам, плыли в лодках, хозяева которых милосердно соглашались им помочь, ехали на машинах, в повозках, пока не добрались, наконец, до Пномпеня.

Странно, город совсем не изменился. За последние десять дней они так много пережили, что Лыэнгу казалось – их не было дома несколько месяцев, а то и лет. Он с удивлением шел по знакомым улицам, и прохожие оборачивались им вслед, такие у них были серые, осунувшиеся лица, ссутулившиеся плечи и оборванная одежда. Даже Кдан выглядел каким-то сдувшимся и печальным. Наверное, никто никогда раньше не видел Кдана печальным, еще недавно это чувство было неведомо толстому, избалованному эгоисту.

– Может, все-таки зайдем ко мне? – еще раз жалобно попросил он у Лыэнга, когда они обходили стороной его квартал. – Мама, наверное, совсем от горя слегла, думает, что я погиб.

– Нельзя. Я же тебе объяснял, – в который раз терпеливо повторил Лыэнг.