– У Земцова мой муж, – сказала я. – А у меня его дочь. Посоветуйте ему проявить благоразумие.
– Юлия Витальевна, вы не в той ситуации, чтобы диктовать условия. Ваш муж – дополнительная гарантия вашего здравомыслия. Когда все закончится, вы непременно встретитесь с ним. Впрочем, я не стану возражать, если вы договоритесь с Земцовым, так сказать, частным образом. Разумеется, излишне напоминать, что наш разговор должен остаться между нами. Это в ваших интересах. Точнее, в интересах вашего сына. Всего доброго.
Он поднялся и направился к двери. А у меня появилось искушение биться головой о стену. Пожалуй, в такой ситуации только это и остается. Вместо этого я пошла в кухню, выпила кофе и уставилась в окно. Итак, бывшие друзья теперь враги. Долгих решили убрать, а исполнителем должна стать я. Причина их выбора вполне понятна. Уйти после выполнения задания мне не позволят. У следователя окажется свеженький труп, после чего логично будет предположить: я вернулась в этот город, чтобы закончить то, что ранее не успела. Копаться в этом деле никто не станет, как говорится, концы в воду. У меня так много причин желать смерти Долгих, что в моих мотивах никто не усомнится. Взявшись выполнить задание, я подпишу себе смертный приговор. Не только себе. Тони. И возможно, своему сыну. Хотя есть надежда, что ребенка они все-таки вернут Рахманову… Отказаться я не могу. Тогда что? Играть по их правилам и рассчитывать на везение? Стать убийцей Долгих? Нет. Даже если предположить, что подобное, в принципе, выполнимо. Он спас мне жизнь, и вовсе не в обмен на компромат. Неужто это перевешивало все его грехи в моих глазах? Выходит, так. Позвонить ему, предупредить? Риск чересчур велик. Я готова рисковать собой, даже Тони, но не ребенком. Что тут начнется после моего звонка, вообразить нетрудно… На жизнь моего сына и тем, и этим будет попросту наплевать.
Я перевела взгляд на часы. Надо звонить Рахманову. Мое долгое молчание наверняка вызовет у него подозрение. Его мобильный оказался отключен. В замешательстве я некоторое время смотрела на телефон, потом набрала домашний номер. Трубку взяла Надежда Степановна.
– Где Олег? – резко спросила я.
– Юлька, это ты? – всхлипнула домработница. – Что творится, а? Коленька так и не вернулся…
– Где Рахманов? – перебила я.
– Уехал. Час назад. Вещи собрал и уехал. Сказал, на неделю, может, на две. К нему тут какой-то тип приезжал. Я его раньше видела, но фамилию не помню. Разговаривали в кабинете, этот ушел, а Олег был сам не свой. Затем Вадим Георгиевич позвонил, а он с ним говорить не стал, велел сказать, что дома нет. И мобильный при мне выключил. А потом собрался за пять минут и уехал. Что он творит, Юлька? Неужто ему ребенок не дорог? Мальчика нет, а он вдруг из дома сломя голову… Ты-то сына не бросишь? Хоть ты-то сделай что-нибудь… слышишь, Юлька? Ребенок при живых родителях никому не нужен. Мальчик мой, бедненький…
Я отключилась, не в силах больше ее слушать. Смотрела в одну точку, сцепив зубы. С Рахмановым успели договориться, и он решил выйти из игры. Подлая сволочь. И все-таки это было почти невероятно, тот самый удар в спину, который сбивает с ног. Я знала, что он редкий мерзавец, но верила: он любит сына, он очень дорог ему. Оказалось, себя он любит куда больше. Разумеется, ему пообещали, что вернут мальчика, если он проявит благоразумие. И он сбежал из города, бросив ребенка…
Входная дверь распахнулась. Вздрогнув от неожиданности, я поспешно вытерла слезы, подумав, что это Стас вернулся, но в кухне появился Макс.
– Вот это да! – сказал он с усмешкой. – Да ты никак рыдаешь? Я-то считал, ты можешь только кулаками махать. Ничто человеческое тебе не чуждо?
– Хотела тебя порадовать, – ответила я.
– Никакой радости. Мне-то что, реви на здоровье. Но если тебя в таком виде застанет Ден… это зрелище может самым скверным образом подействовать на его психику.
– Переживет.
– Не уверен. Пока ты строишь из себя крутую, он пребывает в бешенстве, это не очень хорошо, но привычно. А начнешь рыдать, неизвестно, что за номер выкинет. Поехали, он успел соскучиться.
– А я нет.
– Слава богу, ты опять в своем репертуаре, а слезы – только минутная слабость. Я успел о них забыть. Поехали, мать твою, – заорал он. – Не тащить же тебя за шиворот.
По дороге я пыталась решить, что сказать Дену, но мысли путались, я не хотела думать о том, где сейчас мой сын, и не могла не думать об этом. Макс то и дело на меня косился. Достал из бардачка салфетки и сунул мне в руку.
– Может, поделишься, с чего тебя так плющит? – спросил ворчливо. Я молчала, и он в досаде покачал головой. – Как знаешь…
Ден все еще был в гостиной, правда, на этот раз не телевизор смотрел, а читал, лежа на диване. Несмотря на свое состояние, которое можно смело охарактеризовать как исключительно скверное, я слегка удивилась, когда мельком, взглянув на обложку, поняла, что читает он Борхеса, причем в подлиннике. Лишний повод заподозрить, что мир окончательно спятил.
– Как тебе аргентинский писатель? – спросила я.
– Фигня, – ответил Ден, отбрасывая книгу в сторону.
– А читаешь зачем?
– Готовлюсь к эмиграции.
Макс подошел к нему и что-то зашептал на ухо. Ден выслушал молча, перевел на меня взгляд и нахмурился.
– Ступай, – кивнул Максу.
Тот ушел, а Ден принялся бродить по комнате. Это здорово раздражало.
– Не мельтеши, – сказала я.
– Как дела, милая? – усмехнулся он. – Встретилась со Стасиком?
– Встретилась.
– Чем порадовал?
– Огорчил. Он ничего не знает о моем сыне.
– Ага, – кивнул Ден. – Макс сказал, тебя посетил господин Матвеев. Этому что понадобилось? – Он стоял передо мной, глядя сверху вниз, а я пыталась что-нибудь придумать. Время шло, а Ден никогда не отличался терпением. – Молчишь? Ну, молчи, молчи… идиотка упрямая. Рахманов из города свалил, это тебе известно? Твой бывший мразь, каких поискать… Я твой единственный друг, а ты нос воротишь.
– Ник говорил то же самое, – не очень кстати брякнула я.
– Нашла кого вспомнить. У тебя глаза на мокром месте, и это мне не нравится. Если уж кто и имеет право доводить тебя до слез, так только я.
– Ты опять его цитируешь.
– Да что за черт… – он сделал круг по комнате и вновь остановился рядом. – Не хочешь рассказать в чем дело, придется самому шевелить мозгами. Рахманов смылся, наплевав на сына, тебя вдруг посетил Матвеев… Учитывая недавнюю заварушку с участием Долгих… они решили, что в царьках он засиделся? Пора подвинуться и все такое…
– У них мой сын, – подумав, сказала я.
– Это я понял. А от тебя они хотят, чтобы ты избавила их от маленькой проблемы в лице Вадима Георгиевича? Чего молчишь, хоть кашляни в ответ.
– У них мой сын, – повторила я.