На свадьбу в султанский дворец были приглашены многочисленные чиновники Османской империи самых разных рангов, а также — впервые в истории Турции — избранные европейцы, проживавшие в Константинополе. Сулейман хотел, чтобы слухи о его богатстве и могуществе были переданы Карлу V, Франциску I и Генриху VIII их же соотечественниками.
Гостей ожидало великолепное зрелище. Счастливая невеста была одета в зеленые шелка, а накидка ее была вся усыпана бриллиантами и жемчугом. Жених, высокий и красивый молодой человек с тонкими усиками, тоже, похоже, был счастлив и все время улыбался. Да и было от чего. Ему повезло не только в том, что он женился на любимой сестре султана. В качестве свадебного подарка Сулейман наградил его рангом третьего визиря и должностью своего наместника в Сирии. Торжества длились пять суток, а потом молодожены должны были отплыть из Константинополя к новому месту жительства под охраной кораблей Хайраддина Барбароссы.
Их корабль был специально оснащен для столь высоких пассажиров: обит золотыми и серебряными листами, палубы выкрашены в яркие цвета, на верхушках посеребренных мачт, над огромными алыми парусами, трепетали зеленые флаги. Несчастная команда ютилась в тесном кубрике, и почти все трюмное пространство отдали под свадебные подарки и домашнюю утварь, которую Михри-хан захватила с собой в новый дворец. С ней и с ее мужем плыло на корабле всего несколько личных рабов. Всю прислугу переправляли на отдельном специальном судне.
На корме помещалась роскошная каюта, подготовленная для молодоженов, отделанная превосходным кедром и позолотой. На окнах висели шелковые занавески красного цвета и цвета морской волны. На крепких серебряных цепях покачивались усыпанные драгоценными камнями лампы.
Последний свой вечер в Константинополе Михри-хан и ее муж провели в узком семейном кругу в Иени-серале. Юная принцесса светилась счастьем, но Сарине-кадине было трудно сохранять улыбку. Она была, конечно, рада за дочь, но беспокоилась, что последний ее ребенок будет жить так далеко от нее и от Константинополя.
Слуга объявил, что желтая барка готова. Родные наскоро попрощались с молодоженами, и они уплыли к ожидавшему их на рейде кораблю.
В Турции настал короткий период относительной стабильности, мира и покоя. Янычары, до поры до времени удовлетворенные взятием Белграда и Родоса, отдыхали. Пири-паше дали почетную отставку, и вместо него великим визирем назначили, к радости валидэ и ее дочери Нилюфер, Ибрагима-пашу. Старики недовольно ворчали по поводу этого назначения, полагая, что великий визирь не может быть так молод. Но решение было принято.
У Сулеймана наконец-то появилось свободное время, которое он мог посвятить Гюльбейяр и своему сыну. С некоторых пор Сайра подметила, что сын ходит к жене не столько ради нее самой, сколько затем, чтобы пообщаться с маленьким Мустафой. С затаенной радостью она осознала, что подошло время познакомить его с другой женщиной, имеющей по сравнению с мягкой и глуповатой Гюльбейяр целый ряд неоспоримых преимуществ. Карем все чаще под разными предлогами стала приглашаться в покои валидэ.
Однажды, проводя вечер у матери, Сулейман до слез смеялся над веселыми песенками, которые исполняла миниатюрная русская девушка. Поймав еле заметный знак от валидэ, девушка передала султану расшитый шелковый платок, дабы он мог утереть глаза. Когда же Сулейман залюбовался изящным узором на платке. Сайра вставила:
— Это Карем сама расшила. Настоящая мастерица.
— В таком случае отныне пусть только Карем вышивает для меня платки, — проговорил Сулейман.
Сайра пришла в восторг. Наконец ее протеже заметили. Заказ на шитье платков не бог весть какой комплимент и привилегия, но все же знак признания. Уже через несколько недель Карем стала появляться вместе с некоторыми другими девушками в составе свиты султана, когда тот прогуливался в саду. Валидэ предупредила девушку:
— Будь неизменно скромной и веди себя тихо. Твоя красота сама скажет свое слово. Я знаю сына. Ты уже пробудила в нем интерес. Если не допустишь какого-нибудь досадного промаха, он захочет узнать тебя поближе.
А однажды вечером, когда Сулейман находился в особенно хорошем расположении духа, он пригласил Карем к себе, чтобы она вновь порадовала его своими веселыми песнями. Девушка задержалась в покоях султана почти на три часа, и те, кто был там, кроме них, готовы были поклясться, что на Сулеймана произвел впечатление отнюдь не только ее мелодичный голос. С того дня всем во дворце стало ясно, что султан неравнодушен к ней.
Карем немедленно произвели в ранг гюэдэ и отвели небольшие личные покои, состоявшие из маленькой гостиной и спальни. Вдобавок к ней приставили личную рабыню.
Сайра радовалась тому, что ее план начал претворяться в жизнь, но Мариан как-то предостерегла свою госпожу:
— Берегитесь, миледи. У этой маленькой кошечки острые и длинные коготки.
Сайра не придала значения словам своей верной служанки и принялась с нетерпением ждать, когда же султан пригласит Карем разделить с ним ложе. Она знала, что это произойдет не раньше чем через несколько недель. Султану не пристало проявлять излишний пыл, ибо это считалось дурными манерами. И нужно было еще посоветоваться с астрологом.
Вспомнив свою собственную первую ночь с Селимом, валидэ надеялась, что у Сулеймана и Карем все будет точно так же. Давно и твердо решив, что именно Карем первой отвлечет султана от Гюльбейяр, валидэ не жалела сил на то, чтобы это случилось как можно скорее.
Каждый день русскую девушку купали в розовой воде и втирали а ее тело драгоценные масла диких цветов. Вскоре ее руки и ноги стали белее белого, а шелк казался грубой мешковиной в сравнении с ее кожей.
За ее диетой лично следила валидэ. К тому же новоиспеченная гюздэ обязана была ежедневно по два часа гулять в личном парке Сайры-Хафизе, дабы укрепить мышцы своего тела.
Недели сменяли одна другую, и вот однажды радостная Карем влетела в покои валидэ с желтым шелковым платком и криком:
— Ура, моя госпожа, наконец-то свершилось! Завтра вечером я разделю с моим повелителем ложе!
Вскоре, однако, радость Сайры была омрачена визитом Гюльбейяр. Молодая бас-кадина султана была вне себя от ярости и билась в истерике:
— Я ее ненавижу! О, как я хочу, чтобы она умерла при родах!
— Но почему? Ведь ты ее даже не знаешь, — резонно возразила валидэ.
— Я ей не верю!
— Вздор! — тоже повысила голос Сайра. — Ты ревнуешь. Все очень просто. Но ты должна держать себя в руках, и завтра после полуденной молитвы ты, как того требуют наши обычаи, лично отведешь Карем принять брачную ванну.
Гюльбейяр подняла на Сайру красные, заплаканные глаза: