И – нашел.
В общем, Дворкин все отчетливее осознавал – сын Венцеслава Кульчицкого, похоже, и есть тот самый маньяк, похищавший девушек. А в том, что это был маньяк, никто уже не сомневался, особенно когда нашли чудовищно изувеченный труп скончавшейся относительно недавно Аси.
И когда оказалось, что эта блондинистая мразь не имеет к Кульчицким никакого отношения, Александр Лазаревич искренне обрадовался.
Правда, оставалась еще Марфа, родная мать Гизмо. И, как оказалось, любимая женщина Дворкина.
Но Марфа, узнав все подробности, сделала свой выбор. Хотя я больше чем уверена, этот выбор дался женщине ох как нелегко…
Для нее теперь существовал только Павел.
В общем, все постепенно налаживалось. Гизмо ждал суда в СИЗО, Моника постепенно шла на поправку (хотя без помощи психиатра не обошлось – слишком уж много ужасного пришлось перенести девушке). Павел удивлял врачей своей фантастической регенерацией – человек с таким тяжелым ранением и такой потерей крови вообще не должен был выжить. А уж тем более страдающий ихтиозом Арлекино!
Павел стал настоящей сенсацией не только в мире медицины, но и в мире людей. Пресса и телевидение наперебой смаковали новость – Гизмо Кульчицкий, наследник мыльной империи, любимый ньюсмейкер светской хроники, оказался маньяком! И вообще не наследником! А наследник на самом деле – генетический урод, всю жизнь скрывавшийся от людей под землей!
Змей Горыныч!
Дракон!
Жуткая, уродливая рептилия!
Которого мыльный король с ходу признал своим наследником и уже готовит соответствующие документы, лишающие Гизмо Кульчицкого каких-либо прав!
И эта истерия привлекла внимание кое-кого…
Я до сих пор не знаю, кто это был. Ничего… вернее, никого подобного я в своей жизни еще не видела.
Сначала была попытка ментальной атаки на клинику, в которой пребывали трое [5] .
Клиника в связи с громким процессом над Гизмо и неутихающим интересом прессы к Павлу (толком никто его сфотографировать пока так и не смог) охранялась особо тщательно. Всю охрану клиники сменили люди Климко, Кульчицкого и Пименова.
Да-да, Мартин тоже не остался в стороне.
И, по сути, у каждого из нас была своя, опекавшая нас персонально, служба безопасности. Молчаливые люди дежурили на этажах, где располагались наши палаты.
Но это не помогло.
Потому что ничего подобного никто не ожидал.
Просто однажды ночью практически весь персонал клиники, включая нянечек и медсестер, вырубился. Как и наши доблестные охранники – они тоже отключились, словно впали в анабиоз.
Кроме тех двоих, дежуривших возле моей палаты и палаты Моники. Им нашими неведомыми врагами была уготована роль наших палачей.
И у них все получилось бы, если бы не Павел.
Он один сумел противостоять атакующим. И защитил нас.
Правда, меня все же ранили, но легко, пуля лишь задела руку.
А вот Пашка получил пулю в грудь…
И опять только его невероятная способность к регенерации помогла парню выжить.
А наш триумвират – Кульчицкий, Климко и Пименов – «напрягся» всерьез. Было решено в строжайшей тайне вывезти нас в такое место, где ментальная атака будет невозможна.
Конечно, лучше всего подошел бы какой-нибудь заброшенный бункер в старом метро, но везти туда нуждавшегося в реанимационном оборудовании Павла? И вообще – не зря эти бункеры заброшены…
Да, да, имелись и не совсем заброшенные, но даже связи Мартина не помогли бы отправить туда всех троих.
И вновь чудеса изобретательности проявил Дворкин.
Он быстро нашел недавно отстроенную спелеолечебницу, расположенную относительно недалеко от Москвы. В отработанных соляных шахтах построили великолепно оснащенную клинику для больных, страдающих астмой и другими бронхо-легочными заболеваниями. А главное, что палаты для пациентов были оборудованы непосредственно в шахтах.
Но нас нашли и там, за что следовало сказать спасибо Магдалене, в очередной раз предавшей родного сына.
И едва пришедший в сознание Павел вынужден был схлестнуться с непрошеными визитерами. Назвать их людьми я не могу.
Нет, сначала нам показалось, что это люди. Тощие, длинные, какие-то несуразно долгокостные, но – люди. Правда, уж очень некрасивые, с приплюснутыми черепами и узкими, практически безгубыми ртами.
А потом мы увидели их глаза. Змеиные глаза с вертикальными зрачками. И раздвоенные языки. Но самое страшное – голубую кровь, текущую из их ран.
Да, были раны, была перестрелка, была настоящая маленькая война, в которой главным оружием стал умирающий Павел.
И нам показалось, что мы победили! Змееподобные ушли.
А мы в пылу победного ликования не сразу заметили, что Павел исчез…
– Варя…
Тихий голос Мартина вернул меня из вязкого тумана горя и раскаяния, в котором я задыхалась все сильнее. Я даже вздрогнула, если честно, словно он гаркнул мне на ухо или от души по плечу врезал, обращая на себя внимание.
Потому что мужчина, которого мне так давно хотелось назвать «мой», рядом находиться не должен был. Мартин сидел вместе с Дворкиным, Кульчицким и двумя сильнейшими экстрасенсами, мужчиной средних лет и пухленькой девушкой со смешными кудряшками, имен которых я пока не узнала – не до того было. Это они смогли разогнать банду змееподобных, придя нам на помощь в последний момент, когда Павел уже отключился. И теперь экстрасенсы сидели в хвосте вертолета, вполголоса обсуждая что-то.
Последнего члена триумвирата, Климко, с ними не было. Игорь Дмитриевич был рядом с дочерью, от горя снова, кажется, лишившейся рассудка.
Моника, узнав об исчезновении Павла, потеряла сознание. А когда пришла в себя – перестала разговаривать и реагировать на вопросы. Девушка впала в какой-то ступор, и отец, сидя рядом с дочерью, без конца названивал в Москву, разыскивая лечащего врача-психиатра Моники.
А рядом со мной находился Олежка. Брат молча разделял со мной общую боль, мне хватало тепла его большой ладони на моей руке. Олег очень сдружился с Павлом за то короткое время, что этот странный парень был рядом с нами. И теперь чувствовал свою вину в случившемся.
Как и Мартин, впрочем, и Игорь Дмитриевич.
Хотя их вина была надуманной, чисто внешней. Потому что противостоять ментальной атаке тех странных существ обычные люди не могли. Они просто прекращали существовать как личности.
Все случилось мгновенно – вот только что они, возвращаясь в Москву на вертолете, обсуждали дальнейший план действий, и вдруг оказались на земле возле лечебницы, среди раненых, с раскалывающейся от боли головой.