– Да у него еще и чувство юмора имеется! – всплеснул руками Аскольд Викторович. – Уникум, просто уникум! Ум, здоровье, фантастическая жизнеспособность, ментальная сила, да еще и с юмором!
– Такое ощущение, что папенька восторгается сыночком, – пренебрежительно хмыкнул Павел. – Или Создатель – делом рук своих. Впрочем, я совершенно точно знаю, что руки в моем появлении на свет точно задействованы не были.
И опять нарочитый смех, нарочитый восторг, и все это время – непрекращающиеся попытки проникнуть в его разум. Просочиться, прорваться, вползти, отвлекая его дурацкими выходками и раздражая присюсюкиваньем.
Но ничего у них не вышло. Павел просто перестал реагировать на кретинские выходки визитера, он поудобнее устроился на подушке и безмятежно уставился в потолок.
– А ты молодец, – совсем другим тоном произнес Аскольд Викторович. – Хорошо держишься. Ни истерики, ни возмущенных криков, ни требования немедленно расправиться с виновными. Молодец. Наша кровь!
Расправиться с виновными? Виновными в чем? Хотя… если вспомнить слова врача о ранении, то тогда понятно – в чем. Значит, его кто-то тяжело ранил. И этот тип в курсе – кто. Ишь, как таращится испытующе, реакции на свои слова ждет.
А какой она должна быть, правильная реакция?
А кто ее знает…
Но вот на слова о крови можно отреагировать, тут он точно знает:
– Ваша кровь? Нет уж, спасибо, у нас с вами разная кровь.
– Ты цвет имеешь в виду? – как-то слишком уж весело уточнил господин депутат. – Ну, это не показатель. Да, у тебя красная, у нас – голубая, но это потому, что кровь твоих человеческих предков растворила нашу. Но все равно ты – наша гордость, наша радость, наше все…
– Опять началось!
– Извини, увлекся. – «Да что же он так сияет-то?! Неужели я прокололся?» – Понимаешь, Пашенька, ты – наша первая удача. Мы много веков пытались ассимилироваться с людьми, чтобы наша раса не исчезла, но у нас ничего не получалось. Ничего, кроме легенд и сказок о мерзких драконах и Змеях Горынычах, требовавших приводить к ним в пещеру непременно девственниц. Да, было дело, мы требовали только девственниц, причем самых красивых. Потому что мы давно знали об эффекте телегонии…
– Телегония? Это когда дети наследуют черты лица и генетику первого мужчины, овладевшего девушкой, а не родного отца? Да это же бред!
– Не бред, Павлушенька, не бред. Даже людишки это заметили. Не зря ведь они так тряслись над девственностью своих самок. И так называемое дворянское «право первой ночи» – тоже из этой оперы, если можно так выразиться. И наши… гм-гм… усилия тоже постепенно начали приносить плоды. У потомков обезьян начали появляться похожие на нас детки. Нет, не от собственно контактов с представителями нашей расы, а несколько поколений спустя после того, как бабка или прабабка ребенка побывала «в лапах Змея Горыныча». Но они были нежизнеспособны, умирали либо во младенчестве, либо совсем юными, болея и мучаясь всю жизнь. Пока не появился ты.
– Я? А при чем тут я? Я – человек.
– Да? На руку свою посмотри для начала.
Павел медленно приподнял руку и едва удержался от крика – вместо гладкой человеческой кожи она была покрыта мелкой чешуей зеленовато-серого оттенка.
А потом у него перед глазами появилось зеркало, которое держал в руках Аскольд Викторович.
И из зеркала на Павла таращился… таращилась особь.
Такая же, как… эти. Лысая, без ушей, без ресниц, без бровей, покрытая чешуей…
Тоскливо. Серо, пусто и тоскливо, несмотря на яркое солнце за окном, на ухоженную зелень участка вокруг дома Кульчицких и мерное, убаюкивающее воркотание Кошамбы, уютно устроившейся у меня на коленях.
Впрочем, сама наша кошка тоже не могла поделиться со мной релаксом – после переезда в этот дом бедная Кошамба носа не показывала на участок. Она устраивала дикий ор, если рядом не оказывалось кого-либо из представителей нашей семьи. Даже присутствие Карпова (он же Карпуха, он же Атос – так его называл Пашка), любимого мужа и отца ее котят, не могло успокоить несчастное животное. Только кто-нибудь из нас.
Потому что когда-то роскошную кошку породы мэйн-кун звали Присциллой и она жила именно в этом доме. Породистого котенка самых-пресамых элитных кровей, привезенного откуда-то из Европы, завела Магдалена. И в планах у дамочки было свести свою кошечку с таким же элитным женихом.
А она спуталась с каким-то черно-белым бродягой чистейших дворовых кровей. Никто до сих пор не знает, как Карпухе удавалось пробраться в дом, минуя свободно бегавших по участку ротвейлеров и многочисленную прислугу, тусовавшуюся на участке и в доме. Всем было строго-настрого приказано следить за Присциллой, не оставлять ее без присмотра, и чтобы никаких посторонних котов на территории!
Но – преград перед влюбленным котом не существует, особенно если хозяин нарек его Атосом. И очень скоро результат этой любви стал заметен.
Разъяренная Магдалена так избила несчастную кошку, что все (мне Марфа рассказывала) были уверены – Присцилла не выживет. Ну, или котят сбросит.
Но она выжила. И ее котята – тоже.
На следующий день после экзекуции Магдалена обнаружила, что Присцилла исчезла. На поиски была брошена вся дворня, они обшарили каждый уголок, каждый кустик – кошки не было нигде. И тогда «любящая» хозяйка велела отправить на поиски беглянки псов.
Тех самых ротвейлеров.
И один из псов нашел кошку. В лесу. Присцилла как раз только что окотилась. А рядом с ней был виновник всех этих бед, Атос. Кот отважно вступил в бой с огромной злобной псиной (любимцем Гизмо, кстати), защищая свою семью и понимая, что шансов у него нет…
Но как раз в это время по лесной дороге проезжала я. И я отбила кошачье семейство у хорошенько, между прочим, потрепанного пса. Но и Атос – тогда я не знала его имени и назвала найденыша Карповым, Карпухой – был изранен почти смертельно.
Почти – но не смертельно. Кот несколько дней провел в ветеринарной клинике, его прооперировали, и вскоре он вернулся к своей семье. А Присцилла… нет, наша Кошамба, скучала и тосковала без него как человек.
При всем уважении к академику Павлову – ошибся старик, здорово ошибся! Это люди чаще живут инстинктами, а вот животные – они чувствуют. Любят. Ненавидят. Помнят добро и не забывают зла.
И, кстати, тогда, в пещере, прежде чем мне на помощь подоспел Павел, в схватку с Гизмо вступили Карпуха и Кошамба. Они каким-то невероятным образом отыскали меня в хитросплетении подземных ходов и защищали до появления Пашки. И Атос Карпов получил тогда пулю от Гизмо…
Но его снова спасли.
И теперь, когда Мартин решил собрать в одном месте всех, кто каким-либо образом мог выступить рычагом давления на свидетелей, то есть на нас с Моникой, и велел доставить в поместье Кульчицких моих родителей, мамик с папой взяли с собой все кошачье семейство. Впрочем, к этому моменту котят уже разобрали, и Кошамба нянчилась с оправлявшимся после ранения Карпухой.