— Олька?! Это она этого Голубева?! — глухим, как из-под земли, голосом спросил Мельников. — Это кто? Этот упырь сказал, да?!
— Нет, это я тебе говорю. Мне он только проговорился, что в тот вечер, когда ты напился, он привез Олю к себе и запер в кладовой, думаю, что она все это время там и была.
— Господи… Сашка, господи! Погоди, дай…
Он оттолкнул его и побрел вдоль стоянки, загаженной мусором и бродячими животными. Какое-то время стоял к Володину спиной, плечи его вздрагивали. Почему? Оставалось только догадываться. Через несколько минут он вернулся. Глянул мимо Володина покрасневшими сумасшедшими глазами и проговорил:
— Это не она! Я не верю! Она не могла!
Володин не ответил. Глянул в почерневшее ночное небо, вздохнул.
— Если это не она, Валера, значит… Значит, она в еще большей беде, чем была.
— То есть?!
— То есть ее, как свидетеля, либо забрали, либо… либо убрали, уж прости!..
Лиза собралась в город. Она давно хотела, да все не выходило, то работы много навалилось, то понаблюдать хотелось, обострения случались то у одного, то у другого обитателя этого странного дома. Под обострениями она подразумевала неадекватное поведение, излишнее раздражение, крики, ругань, слезы, беспричинный гнев.
Минувшая неделя выдалась бурной, смело можно было отправлять по палатам в психдиспансер каждого, кто жил здесь, а также их дорогого и единственного друга — Казначеева.
Они орали, матерились, швыряли стулья, били фужеры о стены и двери, а Казначеев однажды попался на том, что тесно сжимал в руках нежную шейку Аллочки и что-то гневно шептал ей на ухо.
Вот так-то! И что о ком думать прикажете?! На кого грешить?! Кого подозревать?!
Она, в конце концов, так устала от наблюдений и от подозрений, что запросила выходной, ей позволили его взять, но не сразу. Пришлось изрядно попотеть, выгребая пыль и мусор из дома, прежде чем Аллочка, хозяйка, соблаговолила дать разрешение.
— Но только один день и одна ночь, Элизабет, — надменно драла она брови вверх, рассматривая поочередно свои длинные худые ноги и сравнивая их с сочными коленками служанки. — Утром понедельника ты должна будешь уже мести двор.
— Почему двор? — тихо удивилась Лиза. — Я же убираю в доме.
— Это я так, образно, дорогая. Все, ступай, ступай, я жду гостей.
Гость был только один, и он теперь с самым мрачным видом расположился в гостиной. Широко расставив коленки, он развалился на диване перед огромным плазменным телевизором размером с бильярдный стол. Одна рука его возлежала на диванной спинке, вторая сжимала бокал со скотчем. Взгляд его, устремленный на экран, был мрачным и сосредоточенным.
С чего-то Лизе захотелось его потравить.
— День добрый, Игорь Васильевич, — она чуть согнула колени, приседая. — Кого-то ждете?
Казначеев дернулся, резво обернулся на нее, криво ухмыльнулся.
— Ты, Лизка? Вечно ты… — Он укоризненно покачал головой.
— Что я?
Она присела на подлокотник дивана, по которому похлопала его растопыренная пятерня. Ноги поставила подальше, чтобы он не достал.
— Подкрадываешься, как рысь. Все тихо, украдкой… Все вынюхиваешь чего-то, высматриваешь, наблюдаешь, ты ведь хитрющая на самом деле, так, Лизка?
Его голос, звучавший тихо, без надменности, как-то по-особому завораживал. Захотелось даже в какой-то момент признаться в том, что она на себя взвалила, попросить совета, пожаловаться. Конечно, слабость эта быстро испарилась, но в душе остался осадок. И в голову тут же заползло: вот он какой! Он может так же легко заворожить любую, если даже она что-то такое почувствовала.
— Так что, Лизка? Хитрая ты, спрашиваю?
— Не знаю, Игорь Васильевич, хитрая я, нет? Не простушка, конечно, но хитрая… Вряд ли.
— Да? А о чем же ты постоянно шепчешься со Стасом? — На скулах гостя заиграли желваки. — Вечно я вас застаю в укромных углах. Может, у вас роман?
Он погано хихикнул.
— Что вы?! Он просто расспрашивает меня всегда о состоянии дел в доме. О жене своей, о том, какое у нее настроение, — соврала Лиза.
Стас никогда этого не делал. Он делал кое-что другое за ее спиной, возле ее обнаженной задницы, но об этом, тс-сс, никто не должен знать. Никто! Это часть ее сложной игры, из которой она должна выйти победителем, иначе к чему все жертвы?!
— Стасик расспрашивает об Алле??? — ахнул Казначеев, выплеснул в себя остатки спиртного, швырнул толстый стакан в угол дивана и развернулся к ней с раздутыми гневно ноздрями. — Какого черта спрашивать о женщине, которая не интересует, а?!
— Как это?
— Если он спит с ней в разных спальнях, зачем ею интересоваться?! — негодовал Казначеев, с любопытством осматривая ее ноги от пяток до коленок. — А у тебя славные ножки, Лизка!
— Кто спит в разных спальнях? — изобразила она недоумение.
О том, что Алла врет Казначееву про Стаса, а Стасу про Казначеева, она давно знала. Подслушивала, наблюдала, сопоставляла, и кое-что поняла.
Аллочка Жукова изменяла обоим, красавица наша. Кроме этого, она весьма странно вела себя со своим отцом. Могла завалиться к нему на коленки в ночном пеньюаре, сквозь который угадывалось ее голое тело. Могла вцепиться губами отцу в шею, не замечая, как он при этом смущается и морщится.
— Как кто?! — нервно вытянул шею Казначеев. — Стас и Алла! Они же спят в разных спальнях?!
— Не-еет, — покачала головой Лиза, устремив задумчивый взгляд на Казначеева. — Насколько я знаю, они засыпают и просыпаются в одной постели.
— Ты что, Лизка, охренела совершенно! — взвыл трагическим шепотом Игорь Васильевич и вскочил с дивана мощной пружиной. — Я же тебя за клевету…
И вот тут он больно схватил ее за шею, повалил на диван так, что ее тело перевалилось через подлокотник, затем задрал на ней платье и больно ударил кулаком по заду.
— Знай свое место, сучка! Знай… — шипел он, с силой прижимая ее лицо к дивану. — Стас не может спать с Аллой! Не может! Он — гей, поняла, дура?! Он не может…
— Что здесь происходит???
Откуда взялся Виктор Иванович — отец Аллы, если он уехал из дома полчаса назад и сказал, что до вечера?! Какие силы вернули его? Кто надоумил открыть дверь своим ключом и запечатлеть безобразную сцену в гостиной?!
Кто бы это ни был, Лиза ему была крайне признательна.
Во-первых, ей было достаточно больно, во-вторых, дико понравилось то, что Казначеев проявил себя так мерзко, а в-третьих, до боли в животе хотелось понаблюдать, как себя при этом проявит Жуков?
— Что здесь происходит, Игорь???
Голос Жукова звенел яростью и отвращением. Он смотрел на Казначеева, поставившего Лизу на ноги и отряхнувшего ей платье, с такой ненавистью, что Лизе стало даже немного неловко. Она же спровоцировала ситуацию, она теперь в этом доме кукловод. Но тут же вспомнилась истерзанная Соня, и всю неловкость будто ветром сдуло.