Поглядывая время от времени в зеркало заднего вида, я видела, что мои пассажирки сидят, обнявшись. Истерика у Тани прошла, но ее глаза все еще были на мокром месте. А взгляд ее матери был наполнен безмерной печалью.
До места мы доехали минут за десять. Объяснив, к какой парадной нужно подъехать, женщина вдруг предложила:
– Полина Андреевна, может быть, вы зайдете к нам на чашечку чая?
– Вы знаете, как меня зовут? – удивилась я. – Мы знакомы?
– Вы меня, наверное, не помните, – моя пассажирка скупо улыбнулась, – да и я вас не сразу узнала, только когда вы стали настаивать на том, чтобы подвезти нас. Вы ведь юристом на кирпичном заводе работали, правильно?
– Работала, – подтвердила я, силясь вспомнить эту женщину.
– А я и сейчас там тружусь – уборщицей в горячем цехе. Захарова моя фамилия. Ольга Захарова, – представилась моя пассажирка. – А это моя дочка, Танечка. Так что насчет чая?
Я подумала: если откажусь от этого предложения, Ольга будет чувствовать себя обязанной мне, чего мне совсем не хотелось. К тому же мне было интересно узнать, отчего девочка так испугалась той блондинки.
– Хорошо, я с удовольствием выпью чаю, – согласилась я.
Квартира Захаровых располагалась на втором этаже кирпичной пятиэтажки. Стоило мне переступить через порог, как в глаза бросилась ее откровенная бедность.
– Проходите сюда, – тонюсеньким голосочком пропищала девочка, – вот, видите, это мой Филя. Он у меня с трех лет…
Таня прижала к себе потрепанную плюшевую собаку.
– У меня тоже есть любимая игрушка, – сказала я, – только это зайка. Он у меня еще со школы остался. А ты в каком классе учишься?
– В третьем, только я не хожу в школу.
– Таня у нас на домашнем обучении, – пояснила Ольга. – Я чайник уже поставила, он скоро закипит. Танюша, тебе надо выпить лекарство.
– Хорошо, – девочка обреченно вздохнула и отправилась следом за матерью в кухню.
Я обвела взглядом единственную комнату – выцветшие обои в цветочек, полированная мебель из разных гарнитуров, дощатый обшарпанный пол. О ремонте здесь, похоже, даже и не думали.
– Полина Андреевна! – позвала меня Ольга, заглянув в комнату. – Пойдемте к столу.
– Зовите меня без отчества, просто Полиной, – попросила я, и Захарова согласно кивнула.
Я вымыла руки и села за стол. Девочка едва не заснула, прислонившись к стенке, и Ольга увела ее в комнату. Вернувшись, она пояснила:
– Я дала Тане успокоительные капли, вот ее и потянуло в сон. Вы угощайтесь. Знаете, это такое вкусное печенье, мягкое, рассыпчатое…
– Да-да, я обязательно попробую. Я случайно услышала, что у кого-то завтра день рождения? – для начала я заговорила на нейтральные темы.
– Да, Танюшке завтра девять лет исполняется. Мы соседскую девочку пригласить хотели, других подружек у нее нет. Она у меня нелюдимая. – Захарова тяжело вздохнула. – Впрочем, это и неудивительно после того, что ей довелось пережить…
– А что ей довелось пережить? – поинтересовалась я.
Ольга встала, прикрыла дверь в комнату, вернулась за стол и начала рассказывать:
– Беда постучалась к нам в дом почти четыре года назад. Мы тогда не здесь жили, а на проспекте Молодых Энтузиастов, в большой светлой квартире с окнами, выходящими на городской парк. В тот вечер я, как обычно, зашла в садик за Танечкой, а воспитательница сказала мне, что ее уже забрали. Я решила, что муж пораньше освободился и заехал за дочкой в садик. Только дома их не оказалось, и я позвонила Боре, чтобы узнать, куда они запропастились. Но оказалось, что муж еще на работе и Танечку не забирал. Я позвонила своей маме, а она мне сразу стала жаловаться, что у нее второй день высокая температура держится, поэтому она лежит в постели. Я даже ни о чем ее спрашивать не стала, чтобы не волновать. У меня мелькнула мысль, что женщина из соседнего дома, Макарова, забрала из садика свою Аленку, а заодно и нашу дочку. Я позвонила Макаровой, но она на мой звонок не ответила. Тут Боря с работы вернулся. Едва он переступил порог квартиры, как зазвонил наш домашний телефон. Я к нему ближе стояла, поэтому сняла трубку и услышала голос, который звучал, словно из глубокого колодца. Я даже не могла понять, кому он принадлежит – мужчине или женщине. – Ольга смахнула слезу, покатившуюся по ее правой щеке.
– Вам сказали, что Таню похитили? – догадалась я.
– Именно так, – подтвердила Захарова. – После этого голос бесстрастно произнес: если мы хотим увидеть нашу дочь живой, то должны заплатить пять миллионов. Еще мне пригрозили: если мы заявим в милицию, Танечке… не жить. Срок нам дали – три дня. Конечно же, таких денег у нас не было. Сначала мы с Борей подумали, что надо каким-то образом сообщить о похищении в милицию. Едва мы об этом поговорили, как нам снова позвонили. Во второй раз трубку снял муж. Ему сказали, что все наши звонки прослушиваются, каждый наш шаг – под контролем, поэтому нет смысла делать глупости. Надо ли говорить, что жизнь дочери была для нас важнее денег? Правда, пяти миллионов, которые требовали похитители, у нас не было. На счетах не больше ста тысяч лежало. Выход был только один – продать акции, квартиру, машину. Все это пришлось делать в срочном порядке, поэтому отдали мы свое имущество за полцены и еле-еле наскребли нужную сумму. Танечку нам вернули, но это был уже совсем другой ребенок. Она прежде такой болтушкой и хохотушкой была, а после того, как просидела трое суток одна в каком-то подвале, стала очень замкнутой. Я ни разу больше не слышала ее смеха! Мы с мужем думали: пройдет немного времени, и Таня обо всем забудет, но не тут-то было! Каждый день нас изнурял все новыми и новыми проблемами…
– Ольга, вы сказали, что вам пришлось продать квартиру. Наверное, жилищный вопрос первым дал о себе знать? – предположила я.
– Вы правы, нам пришлось сюда, к моей маме, переехать. А Боря и прежде с ней не очень-то ладил, а после переезда их отношения еще более обострились. Раньше мы не знали финансовых проблем, а после того, как все отдали бандитам, начали считать копейки. У дочки на нервной почве то одна болячка появлялась, то другая… С энурезом мы до сих пор справиться не в состоянии, – призналась Ольга. – Танечке завтра девять лет исполнится, а она без подгузников выйти из дома не может! В школе, как узнали про это, подняли ее на смех, вот она и перестала туда ходить, перешла на домашнее обучение.
– А что же, никакое лечение не помогает?
– На хороших врачей, дорогостоящие обследования и импортные лекарства у нас денег нет. Мы ведь так и не смогли подняться. Муж, оставшись без своего дела, запил, а через год умер. Маму я тоже схоронила. Так что мы с Танечкой вдвоем остались. Я на двух работах работаю, а денег все равно не хватает. Ой, что это я с вами разоткровенничалась, – осеклась вдруг Захарова, – наверное, потому, что мне не с кем поговорить об этом! Все мои подруги остались в прошлой жизни, а новых я как-то не завела – кручусь как белка в колесе. Стоит пожалеть себя, как начинает одолевать депрессия, а я не могу позволить себе впадать в нее. Мне дочку надо поддерживать, ей ведь еще хуже, чем мне. Она себя считает виноватой в том, что с нами произошло, а я никак не могу ее в этом переубедить.