Пинт потянулся, распрямляя затекшие ноги.
— Николаич сказал, что ЭТО ни на что не похоже. И лучше об этом никому не говорить, потому что все равно никто не поверит. А меня просто сочтут убийцей, пытающимся симулировать сумасшествие. Понимаешь, док? Он был пустой внутри. Весь будто из резины, как кукла в секс-шопе. Тамбовцев распорол его, как старый матрас, но не нашел ни единого органа: ни сердца, ни печени, ни почек… Ничего… Одна слизь.
— Так вот откуда возникла «шерифская проверка»? — догадался Пинт.
— Ну конечно. — Баженов сказал это как что-то само собой разумеющееся. — Ведь он не мог даже поссать. Ему было нечем. Вот я и придумал… Не будешь ведь каждого разрезать и смотреть, какого цвета у него потроха?
— Да-да-да, — закивал Пинт. — Точно-точно. Черт побери! Выходит, я легко отделался? Да?
— Док, — бесхитростно сказал Шериф, — только без обиды, ладно? Я не мог иначе… Ведь он сказал: «Я вернусь». И вернулся.
— Но как он это сделал? Снова вылез из штольни?
— Нет, он вылез из другого места. Из Ирины Ружецкой. Помнишь надпись кровью на полу: «Петя равняется Микки»?..
— Ну?
— Что ну? Вот тебе ответ. Она родила от НЕГО. От того самого, первого Микки. Петя — его сын. Или он сам. Не знаю, как у них там с родственными отношениями…
— Значит, — соображал Пинт. Мозаика вдруг начала складываться в какое-то подобие цельной картинки, — значит, ТО, что сейчас ходит по улицам, — демон в человеческом обличье?
— Или наоборот, — пожал плечами Шериф, — человек в обличье демона. Сути это не меняет.
— Нет, нет. — Пинт что-то вспоминал. Что-то, виденное им совсем недавно. Только что. — В нем есть что-то человеческое… В чем-то… Пусть в мелочах, в деталях, но он ведет себя как человек.
— Ну да… Например, вставляет оливки вместо глаз, — мрачно пошутил Баженов.
— Оливки… Оливки… Магазин… — Разгадка была где-то близко. Пинт понимал, что это важно, но никак не мог вспомнить.
— Он убил свою мать, а перед смертью изнасиловал. Не правда ли, так поступают все нормальные люди? Нет, док… Он просто ЗЛО, пришедшее в наш город. И я не знаю, как его остановить. Может, его теперь и пуля не берет?
— Ему потребовалось человеческое тело, — рассуждал Пинт. — Зачем-то потребовалось. Посудите сами. Первый раз он пришел не как человек, а как оболочка, заполненная слизью.
— По самые уши, — подтвердил Шериф. — Я видел. Пинт будто не слышал его.
— Но в первый раз он не смог сделать все, что хотел. Поэтому так легко сдался. А теперь у него есть тело… Но мы пока не знаем, для чего ему это нужно и полностью ли оно ему подчиняется. Вот! Возможно, все дело в этом! — сказал торжествующе Пинт.
— В чем?
— Может быть, он не до конца контролирует ситуацию? Поэтому и затаился? Сидит, выжидает удобного момента?
— Почему это он не контролирует? По-моему, как раз…
— Вспомнил! — воскликнул Пинт. — Я вспомнил. В магазине. Да, в магазине была разбитая витрина!
— Ну и что?
Пинт приблизился к Шерифу и сказал почти по слогам:
— А то, что это была витрина с игрушками. Вы полагаете, ЕМУ просто захотелось поиграть? Или — мальчику захотелось? Кому из них?
— Хм… — Шериф поскреб подбородок. — Действительно. В этом что-то есть, док… То есть я хочу сказать…
Внезапно раздался ружейный выстрел. Потом — еще один. Баженов, не медля ни секунды, протянул руку к замку зажигания, повернул ключ.
— Док, ты понял, где стреляли? — заорал он.
— По-моему, где-то сзади!
— По-моему, тоже. Думаю, это в больнице. Держись крепче, взлетаем!
* * *
Тамбовцев спустился на первый этаж больницы. Он старался держать ружье подальше от себя, опасался, что эта штуковина вдруг выстрелит. Не зря же говорят, что раз в году и палка стреляет.
В стволах было два патрона. Открытую коробку он оставил в сейфе. Там оставалось еще восемь.
Тамбовцев, подслеповато щурясь, посмотрел на капсюли.
Чего я, дурак, на них уставился? Будто что-то в этом понимаю.
Маленькие желтые кружки были целыми. Значит, осечки не будет, решил Тамбовцев.
Интересно, а за какой курок дергать? Хотя — какая разница? Ведь ОБА ствола заряжены, не так ли?
Он отдышался, набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул, вспоминая различные охотничьи байки про разорванные стволы и оторванные пальцы.
Фу, мерзость какая в голову лезет! Ладно, успокойся. Ничего страшного не произойдет. Это ружье стреляло двадцать с лишним лет и без проблем выстрелит еще раз.
Это звучало успокаивающе.
С другой стороны, всегда есть последняя капля, которая должна переполнить чашу. Может, этот выстрел и будет той самой каплей?
— Да что это со мной? — громко сказал Тамбовцев. — Чего-то ломаюсь, как барышня! Чего-то боюсь… Мне надо позвать Шерифа, только и всего. Выстрелить один раз. Ну ладно, — сказал он самому себе. — Если боишься стрелять— иди пешком. Поищи его в ночном городе, по которому разгуливает всякая нечисть. Как тебе такой вариант?
Тот, второй, опасливый Тамбовцев заткнулся и обиженно замолчал,
— Ну то-то и оно.
Он резким движением потянул стволы на себя. Замки защелкнулись. Тамбовцев положил пальцы на курки и подошел к двери.
Ему показалось, что за дверью раздался какой-то шорох. Тихий, едва различимый шорох, будто крупная крыса пробежала по крыльцу, царапая доски острыми коготками, и скрылась в норе.
Тамбовцев крикнул:
— Эй! Есть там кто живой? У меня ружье! Если что, я буду стрелять.
За дверью было тихо.
Тамбовцев открыл дверной замок, но засов открывать пока не торопился, стоял, прислушиваясь.
Внезапно он подумал, что бежать на улицу незачем: можно выстрелить из окна ординаторской. Но раз уж он спустился… Чего теперь носиться по лестнице туда-сюда? Он ведь уже не молодой.
Тамбовцев взял ружье в правую руку, держа его вертикально, прижался боком к двери и стал медленно отодвигать засов. Щелк! Длинная металлическая скоба уперлась в ограничитель. Тамбовцев снова взял ружье обеими руками, отступил на шаг назад и толкнул дверь ногой.
Дверь распахнулась, ударившись наружной ручкой о стену.
Тамбовцеву показалось, что в темноте промелькнули две черные тени. Потом еще одна. И еще.
Нет, это мне не кажется. Там действительно кто-то бегает.
Он стал присматриваться. Тени были размером с крупную кошку, но они не прыгали, как кошки, гибко и упруго, а стелились по земле, двигаясь короткими быстрыми перебежками. Как крысы!