Шериф занял освободившееся место, наклонился к микрофону, как лошадь, тянущаяся за морковкой, подул в него, словно музыкант, прочищающий мундштук своей трубы, и громко сказал:
— Внимание! Жители Горной Долины! К вам обращается Ше… — он чуть было не назвал себя Шерифом, но осекся и замолчал. Все бы и так поняли, кто у микрофона, но прозвище Шериф было неофициальным, домашним, а Баженов хотел, чтобы его слова прозвучали официально и торжественно, как объявление об открытии XXVI съезда КПСС. — К вам обращается ваш участковый, Баженов Кирилл Александрович. Надеюсь, вы еще помните, что у вас есть участковый. Так вот. Я хочу предупредить вас. Вас всех. — Шериф голосом выделил «всех». — Пару часов назад на окраине города была замечена бешеная собака. Пристрелить ее мне не удалось, надеюсь, это просто вопрос времени. — Самое умное, что вы можете сделать в такой ситуации — сидеть дома и никуда не отпускать от себя детей. Пес может объявиться в любую минуту и в любом месте. Так что не испытывайте судьбу, она и так не слишком к нам благосклонна. Особенно, — голос Шерифа стал еще жестче, он поднял указательный палец, будто грозил кому-то, — я хочу предупредить тех добровольцев, которые, залив глаза, могут выйти на улицу с ружьями, чтобы маленько поразмяться. От вас никакого толку не будет, вы только перестреляете друг друга. Поэтому говорю сразу: если встречу кого-нибудь из таких горе-охотников, отберу ружье и разобью его на хрен. И еще кое-что разобью. Всем понятно? — Шериф выдержал паузу, будто выслушивал нестройный хор недовольных голосов. — Вот и хорошо. Женщины, придержите своих мужей дома, тогда я не буду мучиться выбором: в кого мне стрелять, и не буду тратить понапрасну патроны. Не волнуйтесь. Оснований для паники пока нет. Когда ситуация прояснится, вам объявят дополнительно. А сейчас, — Шериф привстал, не отрываясь от микрофона, он слегка наклонил голову вправо и пошевелил пальцами вытянутой левой руки, подзывая Тамбовцева, — перед вами выступит наш доктор, Валентин Николаевич Тамбовцев. Он расскажет вам о том, какая опасная болезнь — бешенство.
Шериф вскочил, привлек к себе Тамбовцева и зашептал ему в ухо:
— Давай, Николаич! Дави на газ, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Тамбовцев выпятил нижнюю губу: мол, понимаю.
Он, кряхтя, уселся на стул, нагретый Левенталем и Баженовым, прокашлялся, неспешно зачесал волосы назад и начал нараспев:
— Добрый день, дорогие мои! Хотя правильнее было бы сказать: «Добрый вечер!» Хотя нет — пока еще день. Ну, в общем, это не важно. А важно вот что. Может, кто-то из вас спросит меня: откуда это взяться бешенству в конце августа, когда и жары-то уже нет? А? А-а-а! Я вам отвечу. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году… Мало кто из вас хорошо помнит то время, а я вот помню, словно это было вчера. Так вот, в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году, в Дубне, бешеный пес искусал семерых человек. И все они сдохли… То есть, прошу прощения, те семеро — умерли. А восьмой, пес — сдох. И вы думаете, смерть их была легкой? Нет. Я вам сейчас расскажу, как мучается человек, укушенный бешеной собакой. Или шакалом. Или енотом. Или енотовидной собакой, но, по счастью, ни те, ни другие, ни третьи в наших краях не водятся. Так вот, может показаться странным, что такая маленькая тварь может наделать столько больших бед…
Левенталь схватился за голову. Он понял, что Тамбовцева понесло, и, пока он не выговорится, останавливать его бесполезно. Первые несколько минут он очень переживал из-за этого, но потом, как всякий разумный человек, стал искать в происходящем положительную сторону. Она, безусловно, была. Сообщение о бешеной собаке в окрестностях Горной Долины — это же, как говорят в Си-эн-эн, «брейкинг ньюс». Проще говоря, сенсация, которой давно уже не было на городском радио — с тех самых пор, как три года назад горел огромный сарай с сеном. Потом, среди дымящихся головешек и сплавившихся металлических ферм, нашли два скелета — женский и мужской. Их быстро опознали: жертвы тайной любви, Толька Курашов и Ирина Рябова. И, хотя погибли они вместе, может, даже в один миг, хоронили их в разные дни. Вдова Курашова, Наталья, на похоронах не плакала, зло зыркала по сторонам сухими глазами, а если кто-то подходил выразить свои соболезнования, она только кривила в недоброй усмешке бескровные губы. На следующий день хоронили Ирину, так ее муж, Игорь, и вовсе на кладбище не пошел: пил в одиночку у усатой Белки, приговаривая: «Так ей и надо, сучке!» Но правильно говорили древние: «Время лечит раны». Не прошло и года, как обманутые — зато живые, не обугленные — супруги сошлись и теперь живут счастливо, душа в душу. Игорь не пьет, с работы сразу бежит домой, а там уже обед накрыт, да детишки за столом — две рябовские девчонки, курашовский пацан, и еще один, Никита, общий. В общем, все хорошо: без огня не бывает ни дыма, ни пожарных, ни обгоревших трупов, а иногда— и семейного счастья.
Точно так же, как без бешеной собаки не бывает интересных новостей. Левенталь успокоился. И даже немного обрадовался: о такой удаче можно только мечтать, все-таки, надо признать, жизнь в Горной Долине довольно скучна и однообразна.
Шериф выставил вверх оба больших пальца и показал Тамбовцеву: давай, жми на газ, док! Затем постучал указательным пальцем по стеклу наручных часов: мол, не стесняйся, дуй до горы! Мне нужно время, чтобы во всем разобраться.
* * *
Баженов вышел из радиоузла, тихонько прикрыв за собой дверь.
По гулкому пустому коридору он уже бежал, и эхо, отражаясь от стен, завешанных портретами Ушинского, Макаренко, Чернышевского и прочих человеколюбцев, не могло за ним угнаться. Шериф распахнул дверь школы, широко, как когда-то делал это, отсидев шесть долгих уроков, одним прыжком перемахнул четыре маленькие ступеньки и рванул на себя дверцу верного уазика.
Баженов был сильно возбужден. Особенность профессии: периоды тоскливого ничегонеделания сменялись вдруг упругим адреналиновым душем. И черт его подери, если ему это не нравилось! Нравилось, да еще как!
Нет, ЕМУ точно не поздоровится: тому, кто вздумал светиться в заброшенной штольне. В участке, в большом сейфе у Баженова хранился динамит, который он отобрал у браконьеров несколько лет назад. Может, за давностью динамит ни на что уже не годится. А может, и рванет за-ради святого дела! Рванет, еще как рванет, Баженов в этом не сомневался.
Шериф завел двигатель. Сейчас он ехал в участок. А чего тут ехать-то: вон он, на другой стороне улицы, наискосок. Баженов нажал на газ, и машина резво взяла с места.
В участке его ждал приятный сюрприз: на скамейке перед крыльцом сидела вся «святая троица», как иногда называл их Баженов: местная шпана с Валькой Мамонтовым во главе. Правда, Шериф считал, что иерархия скоро должна измениться: не будет «сиженый» Волков стелиться перед откровенным «бакланом» Мамонтовым. Дурацкая зэковская гордость не позволит. Ну, да ему разногласия в стане врага только на руку. Поодиночке он их передавит еще быстрее, как надоедливых клопов, вылезших из старого дивана.
Шериф сунул руку в карман за ключами, пряча улыбку. «Пришли все-таки, никуда не делись. Сами пришли и дружка привели. Попробовали бы они только не прийти».