Дел развел руки в стороны. На нем была джинсовая рубашка, поверх которой он надел черную безрукавку. Вдоль рукава шла оранжево-черная надпись: «„Харлей дэвидсон“ — живи, чтобы мчаться, мчись, чтобы жить». Щеки Дела украшала пятидневная щетина, но глаза оставались ясными и спокойными, что стало для Лукаса приятным сюрпризом.
— Честно говоря, ты отлично выглядишь, — сказал Лукас. — А год назад тебя можно было выбрасывать на свалку.
— Ну да…
— Так почему же ты против ребенка?
— Господи. — Дел посмотрел в окно. — Я и сам задаю себе этот вопрос.
Дел ушел в три часа, а Лукас отправился домой, распахнул все окна и принялся подписывать чеки, пришедшие по почте. В пять он закончил это утомительное дело, закрыл и запер окна, вернулся в спальню и заново собрал сумку. Он вызвал такси, а когда они проезжали мимо работающего круглые сутки универмага «Супер-Америка», купил два пончика с джемом и стаканчик кофе, после чего они направились в аэропорт.
В шесть тридцать самолет отъехал от терминала. Стюардесса предложила кофе и яйца.
— Я попытаюсь поспать, — ответил он. — Пожалуйста, не будите меня…
Как только самолет начал разгоняться, страх охватил Лукаса, он почувствовал свою полную беспомощность, ведь теперь от него уже ничего не зависело. Он закрыл глаза и сжал кулаки. Они оторвались от земли только благодаря его усилиям. Лукас едва дышал до тех пор, пока шум двигателей не изменил тональность и самолет стал медленнее набирать высоту. Он опустил сиденье. Попытался уснуть. Спустя какое-то время Лукас обнаружил, что у него во рту появился неприятный вкус, а шея затекла. Стюардесса потрясла его за плечо.
— Вы не могли бы поднять сиденье?
Лукас открыл глаза, плохо понимая, что происходит.
— Я спал, — пробормотал он.
— Конечно, — спокойно сказала стюардесса. — Но мы приближаемся к Атланте, а ваше кресло…
— Уже Атланта?
Он не мог поверить. Никогда прежде ему не удавалось заснуть во время полета. В этот момент левое крыло самолета ушло вниз, и Лукас увидел город, похожий на расплывчатый серый ковер. Десять минут спустя они приземлились.
Аэропорт живо напомнил Лукасу «Робокопа»: женские механические голоса о чем-то предупреждали, не проникая в сознание, стальные эскалаторы заканчивались стерильными коридорами, вымощенными плиткой. Он был рад выбраться наружу, хотя полет в Чарльстон получился тяжелым. Впрочем, Лукас сумел преодолеть страх и еще до того, как самолет оказался на земле, взял себя в руки.
Пайк ждал его у маленького терминала — флегматичный чернокожий мужчина в зеленой хлопчатобумажной куртке, белой рубашке и брюках цвета хаки. Когда куртка немного распахнулась, Лукас увидел полдюжины шариковых ручек в нагрудном кармашке и маленький револьвер на поясе.
— Лукас Дэвенпорт, — представился он и пожал протянутую руку.
— Я на машине, — ответил Пайк и повел его за собой. — Как Нью-Йорк?
— Там не так жарко.
— Ну, это еще что, вам бы следовало приехать сюда в августе.
— Так говорят и в Нью-Йорке…
Они быстро выехали из аэропорта и помчались по шоссе. Потеряв ориентировку, Лукас спросил:
— А где океан?
— Прямо впереди, но город расположен не на берегу. Это вроде как… Манхэттен, — ответил Пайк. — Река впадает в океан, там находится порт, и нужно проехать мимо форта, чтобы добраться до океана.
— Форт Самтер? [37]
— Совершенно верно, — кивнул Пайк.
— Я бы хотел там побывать. Меня интересуют поля сражений… Расскажите о Риде.
Пайк обогнал серый «нисан максима», съехал с автострады и свернул налево. Асфальт на улицах потрескался, тротуары заросли сорняками и кустарником.
— Рид — тупой ублюдок, — скучным голосом сообщил Пайк. — Мне уже надоело с ним разговаривать. Его отец прожил здесь всю жизнь, он держит мастерскую и бензоколонку, делает свою работу лучше всех в городе и зарабатывает кучу денег. Рыжий неплохо учился в старших классах, хорошо сдал тесты и поступил в Колумбийский университет, даже стипендию получил. Этот придурок отправился в Нью-Йорк и начал совать всякую дрянь себе в нос, пристрастился к кокаину. Болтался в Гарлеме, а когда возвращался сюда, нес всякую чушь. Потом он и вовсе перестал приезжать в Чарльстон. Говорили, что он полностью увяз в наркотиках.
— Хм. А как давно он появился здесь?
— Несколько недель назад, — ответил Пайк. — Мне жаль его родителей.
— Он останется?
— Я не знаю. Как только он вернулся, поползли слухи — в отделе по борьбе с наркотиками говорили, что он связался с плохими парнями. Но в последнее время все было тихо. Может, что-то изменилось.
Лукас не думал о том, каким окажется Чарльстон, но пока они ехали, пришел к выводу, что город выглядит так, как и должен: старый Юг. Дома, обшитые вагонкой с облупившейся краской, необычные деревья; кусты и растения с кожистыми листьями и шипами. Несколько пальм. Много грязи. Жара.
Мастерская Рида представляла собой здание из бетонных блоков. Она располагалась рядом с бензоколонкой и небольшим магазином, работающим допоздна. Только одно место у насосов оставалось свободным, служащие сновали между машинами, вытирали ветровые стекла и проверяли уровень масла.
— Если ты сюда приезжаешь, они моют окна, проверяют масло, подкачивают шины. Вам не найти другого такого места, — сказал Пайк. — Вот почему Дон Рид делает такие хорошие деньги.
Он остановил автомобиль на стоянке возле магазина, и Лукас последовал за ним в офис. Здесь пахло машинным маслом, но повсюду царила чистота, вокруг стола с журналами стояли пластиковые стулья для клиентов. За стойкой, перед желтым монитором компьютера, сидел крупный мужчина и стучал по клавишам одним пальцем. Когда они вошли, он поднял голову.
— Привет, Дариус.
— Привет, Дон. Рыжий где-то поблизости?
Рид выпрямился, и улыбка исчезла с его лица.
— Он что-то сделал?
Пайк покачал головой, а Лукас сказал:
— Нет. Я прилетел из Нью-Йорка. Ваш сын был свидетелем убийства, проходил мимо. Мне нужно побеседовать с ним пару минут.
— Вы уверены? — спросил Рид, и в его голосе отчетливо прозвучала неприязнь. — У меня есть адвокат…
— Послушайте, вы меня не знаете, поэтому… Но я утверждаю — и рядом со мной стоит свидетель, — что я лишь хочу с ним поговорить. У меня нет ордера, вашему сыну ничего не грозит. Он не является подозреваемым.
Рид холодно посмотрел на Лукаса и кивнул.