— Но раз пожар имел место, то должно было пройти какое-то время между уходом убийцы и началом возгорания?
— Верно.
— И сколько?
— Неизвестно, — сказал Крейн. — Открывая кран, он не мог знать, сколько воды в баке и насколько она горячая. И он лишь слегка повернул вентиль, чтобы текла тонкая струйка. Могло пройти от четырех-пяти минут до двадцати.
«Снова задержка, — подумал Лукас. — Еще больше времени между убийствами и тем моментом, когда джип проехал мимо пожарной станции». Теперь уже не оставалось надежды на то, что наблюдатели ошиблись. Священник не мог находиться у Лакортов.
— …среди уцелевших документов… — говорил тем временем Крейн о поисках фотографии.
— Она не должна была находиться среди документов, — перебил его Лукас. — Скорее всего, они положили снимок туда, где до него можно быстро добраться. Где-то под рукой, но не на виду. Чтобы в случае необходимости тут же достать его.
— Хорошо. И где же его искать?
— В кастрюлях, например.
— Мы очень тщательно осмотрели кухню и спальню, все вещи, которые уцелели, но не нашли ничего похожего.
— Ладно.
— Мы продолжим поиски и приложим все силы, — обещал Крейн. — Но это займет немало времени.
Лукас сделал два телефонных звонка, а один раз позвонили ему. Сначала он поговорил с монахиней из Миннеаполиса, своим старым другом, профессором психологии из колледжа. Ее звали Элла Крюгер или сестра Мэри Джозеф.
— Элла, это Лукас. Как у тебя дела?
— Отлично, — сразу ответила она. — Мне удалось раздобыть бета-версию новой «Лесной рощи». На выходных мы попробовали ее вместе с сестрой Луизой, и почти сразу она зависла из-за переполнения памяти.
— Проклятье, все должны были исправить.
«Лесная роща» была сложной симуляцией Геттисбергского сражения, над которой Лукас работал уже несколько лет. Элла Крюгер обожала такие игры.
— Мы пробовали на «радио-шэк», портативном компьютере сестры Луизы, — продолжала она. — Он какой-то странный, потому что я пробовала тот же диск на моем «компаке» и он там прекрасно работал.
— Хорошо, я решу этот вопрос. Наши игры должны идти на любых компьютерах. Послушай, — сказал Лукас, — у меня возникла одна проблема, связанная с церковью. Не знаю, сможешь ли ты мне помочь, но здесь убиты люди.
— Это, увы, не редкость, — посетовала монахиня. — Что случилось? И какое отношение это имеет к церкви?
Он быстро обрисовал ей проблему: священник, несоответствие во времени, вопрос о мужчине, живущем на той же улице, что и жертвы.
— Лукас, тебе следует войти в контакт с архиепископом в Милуоки.
— Элла, у меня нет времени болтать с церковными бюрократами. Ты ведь знаешь, как они себя ведут, когда возникает опасность скандала. С тем же успехом можно пытаться получить информацию из швейцарского банка. Этот Берген — я имею в виду священника — примерно нашего возраста, и я уверен, что ты знакома с людьми, которые знают его. Я лишь прошу тебя сделать несколько звонков и отыскать его друзей. Насколько мне известно, он учился в университете Маркетт. Проведи маленькое расследование. Ничего официального, пара пустяков.
— Лукас, у меня могут быть проблемы с церковью. Я связана определенного рода обязательствами.
— Элла… — настойчиво повторил Лукас.
— Дай мне немного подумать.
— Конечно. И постарайся связаться со мной сегодня же. Убиты люди, в том числе подросток, возможно, даже двое. Речь идет о совращении малолетних. В подпольных журналах были напечатаны фотографии гомосексуалистов.
— Я поняла, — резко ответила монахиня. — Мне нужно помолиться. Я должна побыть наедине с собой.
Когда Лукас повесил трубку, вошел помощник шерифа.
— Шелли связался со мной по рации. Он едет сюда и хочет, чтобы ты дождался его.
— Хорошо.
Второй звонок Лукас сделал в департамент полиции Миннеаполиса, специалисту по ограблениям Карлу Снайдеру.
— Если бы ты был женщиной и в течение нескольких дней прятал в своем доме непристойную фотографию так, чтобы ее не увидели соседи, но при этом ее можно было бы легко достать, — куда бы ты положил ее?
— Ммм… у тебя есть карандаш? — спросил Снайдер.
Этот человек столько знал об ограблениях, что мог бы и сам промышлять в этой области. В Городах-близнецах на протяжении двенадцати лет проходила серия чрезвычайно изящных краж — монеты и драгоценности. Однако найти что-либо так и не удалось.
— Расскажи не мне, — ответил Лукас. — Я передаю трубку парню по имени Крейн, который работает экспертом в висконсинской лаборатории.
Крейн поговорил со Снайдером, много раз повторил «да», кивая головой, а когда закончил разговор, натянул парку и сказал:
— Пойдешь со мной?
— Почему бы и нет? Где будем искать? — спросил Лукас.
— Возле холодильника. А потом под ящиками шкафа. Хотя, конечно, там почти ничего не осталось.
Снег во дворе возле дома был так утоптан работающими там людьми, что превратился в лед. Лукас и Крейн прошли по замерзшей земле, отодвинули в сторону тяжелый брезентовый полог и оказались в доме, освещенном прожекторами на треногах; два больших электрических обогревателя поддерживали внутри относительное тепло. Большую часть мусора уже убрали. Сквозь распахнутую дверь в прихожую Лукас увидел белый меловой круг, начерченный вокруг того места, где нашли пулю сорок четвертого калибра.
— Так, возле холодильника и кухонной стойки, — пробормотал Крейн.
Он натянул резиновые перчатки и начал тщательно перебирать вещи на кухонной стойке. Она сильно пожелтела от жара; лишь те места, которые были чем-то закрыты, сохранили первоначальный цвет. От миски, банки с ореховым маслом, солонки и перечницы остались белые круги.
— Бумаги нет. А как насчет холодильника?
Крейн нашел остатки фотографии за магнитом, прижимавшим ее к дверце холодильника. Он оторвал магнит от дверцы и хотел уже вернуть его на место, как вдруг…
— Ничего себе!
— Что там? — спросил Лукас, чувствуя, как внутри у него все сжимается.
Крейн подошел к окну и поднес бумагу к свету. Прямоугольник сложенного листка из журнала прижарился к магниту, часть обгорела дочерна и практически стала единым целым с пластиком. Вторая половина была коричневой.
— Даже не знаю, может, надо отправить это в Мэдисон, пусть они попытаются отделить одно от другого, — подумал вслух Крейн.
Но, говоря это, он подцепил пальцем уголок бумаги и осторожно приподнял его. Листок обломился вдоль черной линии, и коричневая часть высвободилась. Крейн перевернул обрывок страницы у себя на ладони.
— Тут все испорчено, — сказал он, осматривая склеившуюся с пластиком часть бумаги. — Нужно попробовать спасти то, что осталось.