Когда Бешеный почти полностью смыл с себя кровь, он вышел из душа, но оставил воду включенной. Если с него упал какой-нибудь волосок, то вода смоет его. Он взял было полотенце, но тут же положил его на место. На нем тоже могут остаться волосы. Бешеный вытерся своей майкой и, когда воды на нем почти не осталось, сунул ее в карман своего пальто. Мысли о волосках вызывали у него паранойю. Он продолжал сбривать лобковые волосы, но боялся, что могут остаться волосы с его груди или с головы. Бешеный взял клейкую ленту, обмотал ею ладонь и провел по постели с той стороны, где лежал. Когда он покончил с этим, то посмотрел на ленту, к ней прилипли две тонкие, похожие на волосы, волоконные нити и один или два черных лобковых женских волоска. Ничего рыжего. Ничего от него. Он сунул ленту в карман пальто, туда, где лежала мокрая майка, вернулся в ванную, выключил воду и оделся.
Когда Бешеный был готов, он огляделся вокруг и собрал свои вещи. Он продолжал оставаться в резиновых перчатках. Спортивная куртка, пальто, шляпа, шарф, водительские перчатки. Он ничего не забыл? Визитная карточка. Он нашел ее на полу. Вот теперь все. Оставим носок с картофелиной на полу. Теперь положим записку ей на грудь. «Обезопась себя от случайного обнаружения». Готово. Он потрепал ее по животу и ушел.
Выйдя на улицу, Бешеный спустился на тротуар и завернул за угол. По дороге он снял резиновые перчатки. В квартире старухи света не было. Свет горел наверху в третьей квартире, но к окну никто не подошел. Он быстро зашагал по улице и, когда проходил под уличным фонарем, заметил темное пятно на тыльной стороне руки. Глядя на него, Бешеный заколебался. Что это, кровь? Он дотронулся до него языком. Кровь. Сладкая. По дороге к машине он не встретил никого. Открыл дверцу, сел и уехал.
Он поехал к дороге I-94. В глазах ощущалась тяжесть. Он собирался сделать еще одну вещь. Телефон на придорожном столбе около прачечной с автоматами. Внутри сидел человек и читал газету, пока его белье вертелось в сушилке. И раньше это было ошибкой, ошибкой было делать это и сейчас. Но ему это было необходимо. Это ему было так же необходимо, как и то, что он делал с женщинами. Ему нужен был кто-то, с кем он мог поговорить. Кто-то, кто мог бы его понять. Бешеный притормозил у телефона и набрал домашний номер Дэвенпорта.
И нарвался на автоответчик. «Сообщите, что вы хотите», — коротко произнес голос Дэвенпорта, не называя себя. Раздался сигнал. Бешеный был разочарован. Это было не то же самое, что разговор с живым человеком. Он снова прикоснулся кончиком языка к пятнышку крови на руке, посмаковал его, а потом проговорил:
— Я пришил еще одну.
Сигнала отбоя не было. Он облизал губы.
— Это было чудесно, — добавил он.
«Это было чудесно».
Лукас прослушал запись во второй раз, в груди его росла какая-то безнадежность.
— Ублюдок, — прошептал он.
Дэвенпорт перемотал пленку и снова прослушал запись.
«Это было чудесно».
— Ублюдок.
Он уселся за стол, положил на него локти и подпер голову одной рукой. Так он сидел минуты три и при этом не мог ни о чем думать. Дом обступил его со всех сторон, неосвещенный, тихий, защищающий. Мимо дома по улице проехала машина, свет ее фар скользнул по стене. Злясь на самого себя, он позвонил в Миннеаполис и попросил старшего дежурного.
— У нас ничего, — ответили ему.
В полиции Сент-Пола ответили то же самое. В Блюмингтоне ничего не случилось. Слишком много окраин, чтобы проверять их все. И Лукас подумал, что Бешеный, вероятно, убил кого-то на территории самого Лукаса. Теперь это уже было похоже на соревнование. Точно.
— Лукас? — Голос Даниэля звучал сердито.
— Он мне звонил. Говорит, что убил еще одну.
— О Господи! — произнес Даниэль.
Дэвенпорт услышал, как жена Даниэля спросила, действительно ли убили еще одну и где.
— Я не знаю где, — сказал Лукас. — Он мне этого не сказал. Он только сказал, что это было чудесно.
Девушку-студентку нашли через два дня. Ближе к вечеру. Она редко пропускала занятия. Когда она не пришла в первый день, то ее отметили как отсутствующую, но выяснять ничего не стали. Когда же она пропустила второй день, никого не предупредив и ничего не объяснив, ей домой позвонила подруга. Но никто не ответил. В обеденный перерыв подруга приехала к ней и увидела в окне свет. Она постучала, заглянула через окно внутрь и заметила торчащую из двери спальни ручку инвалидной коляски с резиновым набалдашником. Обеспокоенная, она пошла к старушке-хозяйке, которая принесла ключи. Так они ее и нашли.
— Боюсь, что ее убил Бешеный, — рыдала подруга, когда приехали первые полицейские. — Я думала об этом по дороге сюда. Что, если ее убил Бешеный?
* * *
— Красный Конь?
— Энни, еще одна жертва, — сказал Лукас. Он дал ей имя и адрес убитой. — Это около университета. Она студентка юридического факультета, инвалид. Ее зовут Черил…
— Продиктуй по буквам.
— Уиткрофт. Ч-е-р-и-л У-и-т-к-р-о-ф-т. В газетах было о ней несколько статей. Кажется, в «Стриб».
— Я могу посмотреть. У нас есть справочная библиотека.
— Посмотри еще и в «Пионер пресс». Она училась на последнем курсе, была одной из лучших. Ее родители тоже живут здесь, в восточной части Сент-Пола. Пока еще никто об этом не знает, но очень скоро это будет известно всем. На улице миллион полицейских, которые ходят туда-сюда. Медицинские эксперты. Мы опрашиваем студентов и соседей. Если ты быстро примчишься со своей командой, то застанешь, как будут выходить ее родители.
— Через пять минут, — сказала она и повесила трубку.
* * *
— Черил Уиткрофт, — произнес Даниэль.
Он стоял на кухне без шляпы, без пальто, сердитый.
— Что же она сделала, чтобы заслужить такое, Дэвенпорт? Она что, согрешила? Или блудила по ночам? Пропускала мессу по воскресеньям? Что же она такого сделала, черт побери, Дэвенпорт?
Лукас, видевший, в каком состоянии находится шеф, попытался отвлечь его вопросом:
— Что показали ее родителям?
— Лицо. И все. Ее мать хотела увидеть ее целиком, но я попросил отца увести ее. Он был почти так же плох, как миссис Уиткрофт, но все же понял нас и увел ее. А тут им прямо в лицо суют телекамеру. Господи, это не люди, а животные! Телевизионщики не лучше Бешеного.
Детективы из отдела убийств ходили по квартире, низко опустив головы, как будто их унылые фигуры могли уменьшить гнев Даниэля. Говорили шепотом. И, когда Даниэль уехал, все равно продолжали говорить шепотом. Когда он выходил на улицу, телекамера засекла его лицо. И потом его профиль, застывший от мучительных переживаний, как глыба льда с озера Верхнее, использовался в качестве заставки перед началом ночных новостей по восьмому каналу.