В карманы они поместили самое легкое. Пакетики чая. Предварительно распотрошив коробку самого дешевого. Типа «Сэра Кента». Который, по словам Танго, меньше пах. Пустую коробку Танго засунул на самую верхнюю полку.
Раздухарившийся Вайпер потребовал присовокупить к чаю пакетики растворимого кофе фирмы «Нескафе», который тоже имелся в наличии.
Щедрый Танго расстегнул штаны.
Тетенька, решив, что встречи с проклятыми голубыми ей больше не светит, торжественно вырулила из‑за угла, толкая перед собой доверху нагруженную тележку.
– Иди ко мне, цыпочка, – зазывно простонал Танго.
Вайпер, который стоял спиной к тетке, испугался до икоты.
Когда недоразумение было забыто, кофе перекочевал в потайные карманы семейных трусов.
Они прекрасно вписались в намеченную сумму и вольготно прожили на добытое несколько дней.
– Только кофе пришлось выкинуть. Я в общем‑то не брезгливый, но пойми правильно, как только вспомню, где эти пакетики путешествовали… А вообще, прикольно было. Танго дома скинул шмотки, а из него как посыплется!
В этот момент к нам присоединился Танго. Не обращая внимания на раздраженного Вайпера, он мило поздоровался и присел рядом, поглядывая на меня самым невинным взглядом.
– Байки травит? Поливает меня грязью? Он до второго нашествия на гастроном еще не добрался?
До пришествия Танго Вайпер казался мне сердитым, но теперь он выглядел по‑настоящему взбешенным. Во‑первых, он успел свыкнуться с ролью единственного рассказчика, во‑вторых, не признавал кого‑либо лидером. Кроме себя самого. Того же самого мнения придерживался Танго. Который тоже пребывал не в лучшем настроении, но по дугой причине. Ему не терпелось поведать мне сагу о вайперовском проколе.
– Этот придурок лагерный вместо четырех уже взвешенных бананов запихал в кулек так много, что этот гребаный полиэтилен порвался прямо на кассе. А он развозбухался, мол, пакеты некачественные. Привлек ненужное внимание…
– Нечего было в коробку от дешевой зубной пасты крем для ног совать, – в ответ злобно ругался Вайпер.
Поливая гладкий пол подсолнечным маслом, выхваченным из корзины зазевавшегося ночного покупателя, добытчики еле унесли ноги. И теперь Вайпер не желает дальше водить дружбу с таким криминальным элементом, как Танго.
– Жрачку схавал, ту, которую в первый раз притаранили, а теперь такой честный стал, офигеть! Просто Святой Пантелеймон! Гадюка и есть гадюка! Государство надо обувать. Я всегда говорю, что у нас с государством обоюдные сексуальные отношения. Оно – меня, я – его. Все по‑честному.
– Это был не государственный магазин.
– Какая, на хрен, разница? У меня со всеми такие отношения. Кроме тебя, конечно. Кстати, у тебя сотней разжиться нельзя?
Сотню я ему дала, пускай питается. Вайпер скромно дождался убытия Танго и намекнул, что он голоден, как зимний волк.
– Щас запою! – Этого даже я выдержать никак не могла.
Пришлось разогревать щи и котлеты.
– А где макароны? Или картошка? Суй в микроволновку. И сырком их, сырком посыпь. А кетчуп у вас есть? А что у нас к кофе? Как я тебя люблю, Стасечка. Давай поженимся?
– Вайпер. Ты ошибся с объектом. Тебе придется жениться на моей маме.
Сыто рыгнув, Вайпер скучно оглядел нашу несимпатичную кухню. И отказался от намерения связать себя узами брака с моей мамой.
– Хотя как теща она будет ничего.
Вечером я, стараясь как могла, пересказала все это Кириллу. Он не сумел оценить юмор грабежа магазина. Ему было непонятно, как можно остаться без денег и пищи. Он ни разу не был в подобной ситуации. И надеялся, что никогда не будет.
Весна требовала реакции на свои климатические старания. И мне показалось глупостью сидеть вечерами дома. Разговаривать и целоваться можно где угодно, хоть на набережной. Главное – одеться потеплее.
Кирилл поворчал немного, но после первой прогулки начал входить во вкус от ежедневных открытий. Коварный город манил нас своими удивительными таинственными улицами. Изобилующими вымирающими домами с неповторяющиеся фасадами. Которые казались еще более привлекательными от того, что мы знали наверняка их скорую неминуемую массовую кончину. Быстрота изворотливых застройщиков, выгрызающих самые окупаемые районы, нарастала с каждым скачком цен на квадратные метры.
А мы наслаждались видом архитектурных покойников, которые даже не знали, что уже обречены. И фотографировались на их фоне по принципу «я и памятник».
Я заново открыла приевшиеся с детства достопримечательности. Мы наперебой восхищались гордой нищетой уютных гулких дворов. И целовались, отмечая каждый удачный момент встречи с городом. А потом возвращались домой к Кириллу, наскоро перекусывали, и я нехотя удалялась к себе. В опостылевшую негостеприимную квартиру.
Скандал был затяжным. Даже Митька это понял и горестно разревелся.
– Ты когда прекратишь приходить домой на ночь глядя? Я запрещаю тебе возвращаться позднее одиннадцати!
Вспомнив наставления Кирилла, я не стала отбрыкиваться от маминых нападок и молча улыбалась самой счастливой из улыбок.
– Ты бы слышала, что про тебя говорят! Потаскуха!
– Мама, а когда вы с папой познакомились, какая ты была?
Митька с интересом смотрит на маму. Он даже перестал плакать.
– Стася, мама была молодая? – удивляется он такому невероятному предположению.
Пора делать ноги. Мама прытко настигает меня в коридоре и хватает за шиворот. Улыбаться поздно.
– А чего вы тут делаете? – спрашивает папа, ударив меня дверью.
Теперь на лбу будет шишка.
– Не плачь, до свадьбы заживет, – попытался успокоить меня папа, отчего лицо мамы стало сиреневым:
– Свадьба? Кому она такая нужна? Дай бог если в подоле не принесет! Ты на руки ее посмотри! Все резаные! Наркоманка проклятая.
По ее мнению, мои давно зажившие шрамы могут означать новый изощренный метод поглощения наркотиков.
Пока на меня орали, я преспокойно думала о своем.
Поразительное ощущение падать в пропасть, когда твоя рука случайно касается его руки. Три секунды полета, приближающего к раю. Ангел, где ты потерял свои крылья? Какими они были? Я верну их тебе, и мы полетим вместе. Куда? Да какая разница.