— Ладно уж, замолчи! — резко оборвала его Мамушка, задетая за живое тем, что дядюшка Питер окрестил Тару «старой фермой». Да где ему — городскому неучу-негру — понимать разницу между фермой и плантацией! — А у нас тут что — не «час испытаний»? А мы тут как же будем без мисс Скарлетт, без мисс Мелли? Может, они нам нужнее вашего! Чего ж это мисс Питти не позовет к себе своего братца, ежели она в такой беде?
Дядюшка Питер бросил на нее уничтожающий взгляд.
— Мы уже почитай сколько лет не знаемся с мистером Генри, и мы слишком старые, чтоб менять теперь наши привычки. — Он повернулся к дамам, которые всеми силами старались сдержать улыбки. — А вам, молодые мисс, должно быть стыдно: бросили бедную мисс Питти одну, когда у нее половина друзей поперемерла, а другие в Мейконе, а в Атланте полным-полно солдат-янки и вольных голодранцев-ниггеров. Мелани и Скарлетт смиренно выслушали эту отповедь, но в конце концов не выдержали и расхохотались, припав друг к другу на плечо. Подумать только: тетушка Питти отрядила дядюшку Питера в Тару, чтобы отчитать их и привезти обратно! Тут уж и Порк, и Дилси, и Мамушка разразились громким хохотом, радуясь тому, что поноситель их любимой Тары явно посрамлен. Сьюлин и Кэррин хихикали, и даже по лицу Джералда пробежало подобие улыбки. Смеялись все, за исключением дядюшки Питера, который со все возрастающим гневом досадливо переминался с одной огромной плоской ступни на другую.
— А ты-то для чего, черномазый? — с усмешкой вопросила Мамушка. — Так одряхлел, что не можешь защитить свою хозяйку? Дядюшка Питер был оскорблен до глубины души.
— Одряхлел? Это я одряхлел? Нет, мэм! Я не дам мисс Питти в обиду и никогда не давал.. Не я, что ли, оберегал ее, когда мы с ней удирали в Мейкон? Не я, что ли, охранял ее, когда туда пришли янки и она так напужалась, что каждую минуту падала в обморок? Не я, что ли, привез ее обратно в Атланту и всю дорогу берег и ее, и серебро ейного папеньки? — Произнося эту свою защитительную речь, дядюшка Питер вытянулся во весь рост. — Так я ж не о том — мне что, трудно разве о ней позаботиться? Я о том, как на это поглядят.
— На что — на это.., кто поглядит?
— А люди — вот я о чем толкую. Как люди поглядят на то, что мисс Питти живет одна. Люди нехорошее говорят про незамужних дам, которые живут сами по себе, — провозгласил дядюшка Питер, и всем стало ясно, что тетушка Питтипэт в его глазах осталась все той же хорошенькой шестнадцатилетней девушкой, репутацию которой необходимо было защищать от злых языков. — Л я не хочу, чтобы ее имя трепали в городе. Нет, мэм. И не хочу я, чтобы она пускала в дом постояльцев, лишь бы не жить одной. Так я ей и сказал. «Нет, — сказал я, — не бывать этому, покамест живы ваши единокровные». Только, видать, кровные-то родственнички отворачиваются. Мисс Питти — она совсем как дитя малое и…
При этих словах Скарлетт и Мелани совсем зашлись от смеха и, громко всхлипнув, опустились на ступеньки крыльца. Наконец Мелани утерла слезы, набежавшие от смеха на глаза.
— Бедный дядюшка Питер! Не сердись, что я смеялась. Мне, право, стыдно. Прости меня! Но мы, Скарлетт и я, никак не можем вернуться сейчас домой. Может быть, в сентябре, когда снимем урожай хлопка, я и вернусь. Неужели тетушка заставила тебя проделать весь этот путь для того только, чтобы привезти нас домой на этом тощем животном?
Тут у дядюшки Питера внезапно отвалилась челюсть и на черном морщинистом лице изобразилось смущение и испуг. Оскорбление выпяченная нижняя губа вернулась в обычное положение с таким же проворством, с каким черепаха втягивает голову в спасительный панцирь.
— Мисс Мелли, видать, стар я стал, гляди-ка, из ума вон, зачем она меня послала, а ведь дело-то важное. Письмо привез вам. Мисс Питти не хотела доверить его почте, никому не могла доверить, окромя меня…
— Письмо! Мне? От кого?
— Да дело-то такое, хм… Мисс Питти, значит, говорит мне:
«Питер, ты как-нибудь поаккуратней сообщи об этом мисс Мелли» — а я и говорю…
Мелли поднялась со ступенек, прижав руки к груди.
— Эшли? Эшли? Он умер?
— Нет, мэм! Нет! — со всей мочи завопил дядюшка Питер, и голос его сорвался. Он судорожно рылся в нагрудном кармане своей рваной куртки. — Жив он! Вот оно — письмо! Он домой возвращается. Он… Боже милостивый, держи ее, Мамушка! Дайте-ка я…
— Убери свои руки, старый осел! — загремела Мамушка, подхватывая сомлевшую Мелани и не давая ей упасть. — Ах ты, благочестивый старый осел! «Сообщи ей поаккуратней!» Порк, бери ее за ноги. Мисс Кэррин, подержите ей голову. Давайте положим ее на диван в гостиной.
Все, кроме Скарлетт, суетились вокруг потерявшей сознание Мелани, все что-то испуганно восклицали, кто-то побежал за водой и подушками, и на дорожке перед домом остались только Скарлетт и дядюшка Питер. Скарлетт стояла, ошеломленно глядя на старого негра, беспомощно размахивавшего письмом. Его черное старческое лицо жалобно сморщилось, словно у ребенка, которого распекает мать, от чувства собственного достоинства не осталось и следа.
В первые мгновения Скарлетт не могла двинуться с места, не могла произнести ни слова, и, хотя в мозгу ее звенело: «Он жив! Он возвращается домой!», она не ощущала ни радости, ни волнения — ничего, кроме потрясения и оцепенелости. Голос дядюшки Питера — жалобный, молящий — доносился к ней откуда-то издалека:
— Мистер Уилли Бэрр из Мейкона — он нашим сродни — привез мисс Питти письмо-то. Мистер Уилли был в одной тюрьме с мистером Эшли. Мистер Уилли раздобыл лошадь и добрался быстро. А мистер Эшли — тот идет пешком…
Скарлетт выхватила у него письмо. Она узнала почерк мисс Питти, и письмо было адресовано Мелани, но это не породило в Скарлетт ни секундного колебания. Она разорвала конверт, и записочка мисс Питти упала на землю. Кроме записки, в конверте был еще сложенный в несколько раз листок бумаги — засаленный, замызганный от пребывания в грязном кармане, обтрепанный по краям. Рукою Эшли на нем была сделана надпись: «Миссис Джордж Эшли Уилкс, через мисс Сару-Джейн Гамильтон, Атланта или Двенадцать Дубов, Джонсборо, Джорджия».
Дрожащими пальцами Скарлетт развернула листок и прочла:
«Любимая, я возвращаюсь домой, к тебе…» Слезы заструились по ее лицу, и она не могла прочесть больше ни строчки, а сердце заколотилось так, что ей казалось — сейчас оно разорвется от переполнявшей его радости. Прижав письмо к груди, она взлетела на крыльцо и — через холл, мимо гостиной, где все обитатели дома хлопотали, мешая друг другу, вокруг лежавшей в обмороке Мелани, — вбежала в маленький кабинетик Эллин. Захлопнув за собой дверь, она заперла ее на ключ и бросилась на старую софу, плача, смеясь, прижимая к губам письмо.
«Любимая, — шептала она, — я возвращаюсь домой, к тебе».