– Папа! – сказала она и заплакала.
Гарин кивнул ей в ответ и усиленно заморгал, чтобы самому не расплакаться.
Все это время его пальцы не останавливались ни на секунду. Он ощупывал ребра Ксюши, тихонько надавливал на них и следил за ее реакцией.
Ксюша кривила уголки губ и морщилась, но она ни разу не вскрикнула.
Затем Гарин нежно погладил ей живот и стал совершать легкие круговые движения, постепенно погружая пальцы все глубже и глубже.
– Все спокойно, – сказал Гарин, обращаясь к самому себе. – Ты цела, девочка.
Ксюша попыталась протянуть к нему руки и вдруг закричала.
«Нет. Чудес все же не бывает», – мелькнуло в голове у Гарина.
– Где? – спросил он Ксюшу. Впрочем, ответа и не требовалось. Левая рука по-прежнему тянулась к нему, а правая, словно не выдержав собственной тяжести, медленно опустилась на грудь.
Гарин накрыл ладонью ее предплечье, одновременно пытаясь распознать место перелома. Точка примерно на границе средней и верхней трети оказалась наиболее болезненной.
«Перелом луча в типичном месте, – подумал Гарин. – Ну что ж? Если это все, то можно сказать, что мы сравнительно легко отделались. Теперь надо наложить шину…»
Гарин поднял голову и увидел того самого толстяка.
– Сломана рука, – сказал он.
У толстяка запрыгали губы – казалось, он сейчас разрыдается.
– Что можно сделать?
– Что можно сделать? – переспросил Гарин.
Он оглянулся. В глаза бросился окровавленный обломок поручня, по-прежнему торчавший из чьей-то драповой спины. Гарин отбросил эту мысль, как наименее удачную.
Толстяк стоял, как сторожевой корабль на входе в бухту. В вагоне царили паника и неразбериха, но здоровяк надежно защищал Гарина и Ксюшу от толчков и ударов.
Какая-то женщина протискивалась мимо них. Под ее ногами что-то хрустнуло. Гарин пригляделся. На полу лежал мужской зонтиктрость.
– Вот!
Он схватил зонт и стал отламывать спицы. Зонт, лишенный защитной ткани и скелета, смотрелся как шпага.
Гарин прикинул его длину, выставил колено и, размахнувшись, переломил зонт пополам. Теперь «шина» выглядела вполне подходяще.
– У вас есть ремень? – спросил Гарин толстяка.
Тот хлопнул себя по большому круглому животу.
– Давно уже ношу подтяжки.
– Жаль. Одного мне будет мало.
Гарин расстегнул куртку и вытащил из брюк ремень.
Он приложил обломок зонта к руке Ксюши, сделал из ремня петлю и прикрепил ею шину в области локтевого сгиба.
– Может, это подойдет? – спросил толстяк, протягивая платок.
– Спасибо.
Гарин скрутил платок в жгут и привязал шину к запястью.
– Еще бы забинтовать по всей длине.
– Ну теперь-то я вам помогу, – радостно сказал толстяк и принялся снимать галстук.
Он поднял воротник рубашки и, высунув от усердия кончик языка, осторожно ослабил узел. Вдруг он хлопнул себя по лбу и рассмеялся:
– Да какого черта я делаю? – Он резко рванул широкий конец и протянул галстук Гарину. – Понимаете, я не умею завязывать узел. Мне всегда завязывает жена, а я только снимаю через голову… Вот… – толстяк потешно развел руками.
Гарин его не слушал. За эти несколько секунд он примотал Ксюшину руку к обломку зонта, внимательно осмотрел получившуюся конструкцию и остался доволен результатом.
Он наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб, губами почувствовав холодную испарину.
– Потерпи, принцесса. Все будет хорошо… В вагоне стояли грохот и треск. Люди выбивали стекла и ломали двери. Они резались осколками, застревали в проемах, тяжело кряхтели, ругались, отталкивали друг друга и изо всех сил боролись за жизнь.
Двоим мужчинам удалось раздвинуть двери. Покрасневшие, со вздувшимися на шеях венами, они орали:
– Вперед! Давайте!
Еще один мужчина (Гарин со своего места видел только его багровую лысину, прикрытую редкими седыми волосами) страховал прыгающих из вагона внизу.
Толстяк схватил Гарина за плечо.
– Пойдемте?!
Гарин покачал головой.
– В эти двери прыгать не стоит.
– Почему?
Гарин колебался. Может быть, он думал правильно, а может быть, и нет. Но в первом случае он рисковал только своей жизнью (он не думал о Ксюше, как о другом человеке, сейчас они составляли одно целое), а во втором – подвергал опасности жизнь толстяка.
И все-таки…
Он показал на плафоны.
– Свет…
– И что? – Лицо толстяка сморщилось от усердия, но он, как ни старался, так и не мог понять, что Гарин имеет в виду.
– Значит, контактный рельс находится под напряжением. Если и выходить, – он кивнул в обратную сторону, – то в те двери.
Толстяк замер с открытым ртом, а потом мелко-мелко, словно пытался спрессовать все свои три подбородка в один, закивал головой.
– Да-да-да… – говорил он. – Вы правы. Я почему-то сразу подумал, что вы знаете, что делать…
Гарин пожал плечами. Это было враньем. Он не знал, что делать. Просто он, как мог, старался не поддаваться панике.
– Я попытаюсь открыть те двери… – заговорщицки прошептал толстяк. – Вы мне поможете?
– Конечно, – сказал Гарин, поднимаясь с колен.
Вагон вдруг сильно тряхнуло. Покачиваясь, он отполз по рельсам назад, метра на два.
Гарин услышал истошные крики, доносящиеся из тоннеля.
– Кого-то придавило… – сказал толстяк.
Он стоял посреди стремительно пустеющего вагона. Руки опущены вдоль массивного туловища, ладони вывернуты наружу. Он выглядел таким напуганным и обескураженным, что Гарину стало его жалко.
Гарин кивнул.
– Да… Наверное, придавило…
Он прошел в переднюю часть вагона и через окно увидел надвигающуюся темную массу. Она напоминала очень густое варенье, но, несмотря на это, двигалась довольно быстро.
– Что это? – выдохнул над его ухом толстяк.
– Вода… Грязь… Камни… Песок… Теперь они хорошо различали шум бегущей воды.
Внезапно толстяк словно обезумел. Он схватил Гарина за шиворот и потащил к двери.
– Скорее! Скорее! Нам надо уходить отсюда… Гарину с трудом удалось сбросить его руку.
Он ткнул пальцем в плафон.
– Свет… Свет все еще горит.
Толстяк зашипел, словно воздушный шарик, в который угодила иголка, и тяжело опустился на сиденье.