Она была еще теплой. От нее едко пахло сгоревшим порохом.
Джордж застыл. Что, если... Что, если он ошибается, и здесь все-таки кто-то есть? Что тогда? Из какого окна на него смотрит сдвоенная труба ружейного ствола? И какую мелодию она ему сыграет?
Он вытер пот, внезапно выступивший на лбу, повертел гильзу в пальцах и выкинул ее куда подальше. Какой от нее прок?
Медленно... словно боясь спровоцировать невидимого стрелка... Джордж поднялся и двинулся дальше.
– Джордж! – раздался пронзительный окрик.
Джордж застыл, будто это был не голос, а выстрел. На какую-то долю секунды он забыл про Риту, забыл совершенно, она просто вылетела у него из головы, и расплата не замедлила последовать.
Он дернулся и замер. Затем медленно обернулся, лицо у него было белее простыни в пятизвездочном отеле.
– Все в порядке... – Губы сами произнесли универсальные слова. Они подходили на все случаи жизни.
Джордж заставил себя поднять тяжелую, как брезентовый шланг, набитый песком, руку и помахать девушке.
– Какого хрена... – пробурчал он под нос. – Я чуть было не навалил в штаны куриного салату. Если она и дальше собирается так орать... – Он недоговорил. Снова двинулся вперед по дорожке.
До калитки оставалось немногим более пяти шагов. Но было что-то, заставившее его остановиться. Он подумал, что похож, должно быть, на машину, у которой кончается бензин. Передвигается точно так же – рывками.
Справа от калитки висел почтовый ящик. Обычный почтовый ящик, нежно-зеленого, в тон ограде, цвета. Но... Будто кто-то хотел его перекрасить и бросил дело на полпути.
Четыре красные горизонтальные полосы тянулись поперек ящика. Они менялись прямо на глазах, застывали и становились бурыми.
«Да тут, похоже...» Он не стал додумывать эту мысль, ей не за что было уцепиться. Здесь ЧТО-ТО ПРОИЗОШЛО. Это и так было понятно, но ЧТО именно?
Что? ЧТО?!
«А ничего. Набили морду почтальону, чтобы не носил повестки из милиции...» Джордж перевел дыхание и отворил калитку.
На всякий случай... Конечно, это не фонтан – против ружья, но все же... Он протянул руку к чехлу от мобильного и достал нож. Просто зажал его в руке. Пока не стал раскрывать.
Крадучись, боком, он двигался по тропинке к крыльцу.
«Рита!» Он вдруг вспомнил про Риту, испугался, что она может незаметно подбежать сзади и снова выкинуть какой-нибудь неуместный фокус. С нее станется. От страха люди тупеют... Но... Он не мог заставить себя обернуться и посмотреть, где она: сидит на месте или не выдержала и тихо крадется следом?
«Вот черт!» Он чувствовал себя неспокойно. «О-о-о! Неспокойно – это мягко сказано. Да я весь дрожу. Как тебя пробило-то, а, Джорджик», – сказал он, мысленно копируя Ритину интонацию. «Джо-о-о-орджик!»
Впереди послышалось жужжание. Монотонное и назойливое. Оно то затихало, то становилось громче. Джордж огляделся и подумал, что жужжание доносится из-за собачьей будки, стоявшей чуть слева от крыльца.
Оттуда.
Будка была здоровенная. Просто огромная, как маленький дом.
«Что за песик там живет?» Он видел звенья толстой цепи, лежащей на земле. Цепь не шевелилась. Будка скрывала от него то, что было к ней... «Привязано, пристегнуто, принайтовлено... ПРИСОБАЧЕНО...»
Джордж снова остановился. По его расчетам – он по-прежнему боялся оглядываться – до калитки было пять-шесть ша гов. «Если этот песик вдруг проснется и выскочит, то у него будет сытный обед. Я ничего не упустил? Я все сказал правильно, да? Ведь, судя по размерам этого скромного жилища, здесь обитает помесь собаки Баскервилей с лошадью Пржевальского, и меня ему хватит только на обед. На ужин уже не останется...». Джордж проглотил комок, застрявший в горле.
«Интересно, с чего он начинает кушать? С ног? Или с головы?» Сапоги словно прилипли к дорожке, он не мог сделать ни шагу. «Нет, он, наверное, первым делом моет руки. И повязывает салфетку на шею. Вот с чего он обычно начинает».
Джордж постоял еще немного, затем рассудил, что если бы собака была на месте, то она давно бы уже залаяла и бросилась на него. Ну а поскольку этого до сих пор не произошло...
Он вытянул шею, пытаясь заглянуть за будку, но ничего не увидел. Тогда Джордж медленно пошел вперед, на крыльцо, кося глазами в сторону конуры.
Сначала показались мохнатые лапы и перевернутая миска. Над миской – точнее, над ее содержимым, выплеснувшимся на землю – кружились зеленые жирные мухи. Это они так отвратительно жужжали.
Джордж ступил на первую ступеньку крыльца, чувствуя, как страх постепенно успокаивается, укладывается в его животе ровными плотными слоями... Теперь, если собака вдруг бросится, он побежит не обратно, за калитку, а на крыльцо, за дверь, ведущую на застекленную веранду.
Эта мысль придала ему уверенности. Джордж поднялся еще на две ступеньки, бросил последний взгляд на собачью будку... и остолбенел.
Теперь он понял, что так привлекало мух. Вовсе не собачья похлебка, а... «Собачьи мозги, хотя, на мой взгляд, они выглядят не очень-то аппетитно».
Огромный лохматый пес лежал на боку, вытянув все четыре лапы. Казалось, он отдыхал. Его поза была спокойной и мирной, но... Там, где у собак должна быть голова... «Конечно, если речь не идет о собаках-мутантах...» На том самом месте была жуткая каша из крови, мозгов и кусочков костей.
«А здесь не любят животных...» – промелькнула идиотская мысль.
И сразу вслед за ней последовало небольшое уточнение. «Здесь, наверное, никого не любят...»
Джордж решил, что тянуть не стоит, он нажал на кнопку и разогнул пальцы, отпуская узкое лезвие на свободу.
«Мне кажется, Сошник был неправ. Когда нам все-таки доведется свидеться, я скажу ему только одну вещь: никогда не выбрасывай „перо“, если не уверен, что оно тебе больше не понадобится. Пожалуй, лучше всего это сделать в зале суда. Но не раньше».
Он вошел на веранду. Через застекленные маленькие окошки, чередующиеся в шахматном порядке, как пчелиные соты, он хорошо видел будку, но... Совсем не хотел на нее смотреть.
«Полагаю, стучаться в дверь будет излишним. Даже – немного наигранным...»
Он приоткрыл дверь, ведущую с летней веранды в теплую, зимнюю часть дома, и прислушался.
И не услышал ничего, кроме оглушительного тиканья часов.
В доме было тихо, но тишина эта... В ней словно чего-то недоставало. Какого-то ощущения уюта и спокойствия. Выражаясь избито, это была... ГРОБОВАЯ тишина.
Джордж заставил себя перешагнуть порог, хотя сам едва ли понимал, зачем это делает. Ему и так уже все было ясно.
«Прекрасная картинка: любящий хозяин с берданкой на плече несет верному псу плошку аппетитного дымящегося варева. Ставит ее на землю, снимает ружье и... Суп – на первое, картечь – на второе... Да-а-а... Собака-то, конечно, друг человека, а вот человек – собаке... Не всегда».