— Вот такой она была… — у отца перехватило дыхание, он часто-часто заморгал, но быстро взял себя в руки. — Участковый сказал, чтобы я принес. Только — с возвратом, у меня больше нет!

Капитан посмотрел на фотографию. Лицо показалось ему странно знакомым. Он словно бы уже его где-то видел.

Рюмин понимал, что должен задать вопрос — иначе нельзя. Но при этом — почти не надеялся на ответ. И все-таки он решился.

— Скажите… У вашей дочери были знакомые? Я имею в виду мужчин.

Данилов презрительно скривился.

— Какие в ее фирме мужики? Один только охранник, да и тот — старый пень, вроде меня.

— Ну, может, ваша жена в курсе… — предположил Рюмин.

— В больнице она. Инфаркт, — ответил Данилов. — Я сейчас к ней поеду.

Разговора не получалось, и капитан не знал, как его правильно построить.

— Вы… — стыдно было признаться, но Рюмин успел забыть имя и отчество отца Даниловой. — Видели квартиру? Ничего из вещей не пропало?

— Дочь пропала, — глухо сказал отец и быстро смахнул набежавшую слезу. — Разве мало?

— Да… Примите мои соболезнования.

Данилов махнул рукой — пустое. Что мне с твоих соболезнований?

Он встал и одернул пиджак — как человек, исполненный сознанием честно выполненного долга. Рюмин знал по собственному опыту: люди старой закалки совершенно по-другому относятся к визиту в милицию. Именно как к долгу, а не к посещению надоедливого и бестолкового бюро добрых услуг.

— Правда… — старик наклонил голову, будто это помогало ему вспомнить. — Этого нет… — он наморщил лоб, вспоминая мудреное слово, не успевшее прочно войти в лексикон. — Ноутбука. А сберкнижка — на месте. И сережки с браслетиком — тоже.

— Ноутбука? — переспросил Рюмин.

Старик посмотрел на него, как на слабоумного.

— Ноутбука, — едва ли не по складам повторил он.

И откланялся. Капитан не стал задерживать — поставил на повестке время и расписался. Мужчины на прощание пожали друг другу руки, и Данилов ушел.

Рюмин остался в кабинете один. Возникшее беспокойство не давало покоя, нарастало с каждой секундой. Если версия о мотивированности поведения маньяка верна, то пропажа ноутбука должна быть обоснованна.

Капитан открыл папку с делом Лапиной и просмотрел снимки. Так и есть. Закон парных случаев действовал! Совпадения не ограничивались способом убийства, положением тела, порезами и буквой «М» над кроватью! В квартире Ингрид тоже стоял компьютер — правда, не ноутбук, а стационарный, на маленьком столике у окна. Криминалист Быстрое пытался снять с него отпечатки, но ничего не обнаружил. Тогда это не показалось Рюмину подозрительным: он сам протирал домашний компьютер специальными салфетками — всякий раз, когда заканчивал работу. Но теперь…

«Возможно, это зацепка!» — подумал Рюмин. Он достал мобильный, нашел темно-синюю визитку с золотым обрезом и набрал номер. — Этель? Капитан Рюмин беспокоит. Скажите, ключ от квартиры Лапиной все еще у вас?

26

Ровно через два часа, как и было условлено, Вяземская пришла на стоянку. Первое, что бросилось ей в глаза, — букет, лежавший на капоте «Лансера». Семь белых калл, завернутых в тонкую полупрозрачную зеленую бумагу.

Анна почувствовала, как дыхание перехватило и губы сами собой сложились в улыбку. Она огляделась в поисках Северцева: Александр сидел на корточках у забора и фотографировал ее.

Вяземская остановилась перед машиной. Александр быстро поднялся, подошел и с церемонным поклоном вручил букет.

— Это — вам! — сказал он.

— Спасибо! — слегка смущенно ответила Анна. Разговор требовал продолжения, поэтому она спросила первое, что пришло в голову. — Почему не розы? Слишком банально?

Северцев отступил на шаг и внимательно посмотрел на нее. Он стоял так некоторое время, потом покачал головой.

— Розы вам не идут. Красивые цветы, но… В них всего чересчур — цвета, фактуры, запаха. Слишком витальные. Для вашей внешности идеально подходят каллы — изящные и утонченные. Посмотрите, какая простота и вместе с тем — абсолютное совершенство линий. Сколько в них сдержанного достоинства и благородства!

— Но они не пахнут! — воскликнула Вяземская.

— Это не так. Они пахнут. Просто надо уметь уловить их аромат. Поднесите цветы ближе…

Анна покорно подчинилась.

— Теперь закройте глаза, — продолжал Северцев. Анна закрыла глаза. — Чувствуете? Свежесть? Особенную нежную свежесть? Это похоже на дуновение сладкого ветерка… Я вижу, как он касается вашего лица… Шеи…

Вяземская вздрогнула. Ей показалось, что она покраснела, и оттого ей стало неловко.

— Они не пахнут! — упрямо повторила Анна и нажала на брелок сигнализации.

Северцев не стал спорить. Он улыбнулся и открыл водительскую дверь. Принял из рук Вяземской букет и осторожно положил на заднее сиденье. Затем обошел машину и сел рядом с Анной.

Вяземская запустила двигатель. Надо было дать ему прогреться: минуту-другую. Анна искоса посмотрела на Северцева. Александр выглядел совершенно невозмутимым. Вяземская не удержалась и задала вопрос, крутившийся на языке.

— Вы решили за мной… поухаживать?

Она сказала это и вся внутренне подобралась. Ее всегда раздражала женская назойливость: зачем спрашивать о том, что и так очевидно? Увидев нечто подобное в телесериале или кинофильме, Вяземская недовольно морщилась: «Ну вот, еще одна дура в седьмой раз интересуется: ты меня любишь? Или все-таки не любишь?».

Но сейчас она вдруг поняла, что очень хочет это услышать — твердое мужское «да, решил, потому что вы мне очень нравитесь». Возможно, это тоже могло показаться кому-то глупым. Со стороны. Но не для нее.

— Я хотел сделать вам приятное, — ответил Северцев. — У меня получилось. Хотите взглянуть на доказательства? — он показал на кофр с фотоаппаратом.

Вяземская надменно поджала губы.

— Вовсе нет.

— Если вы считаете, что я сделал что-то непозволительное, прошу вас, скажите сразу, — с мягким нажимом произнес Александр. — Поверьте, я никоим образом не хотел поставить вас в неловкое положение.

Анна на мгновение растерялась. Затем рассмеялась — немного более нервно, чем следовало:

— Просто я не знаю, как объясню это мужу…

— Когда он у вас появится, тогда и придумаете подходящее объяснение, — спокойно сказал Северцев.

Вяземская вспыхнула от досады. «Что я плету? К чему эта ложь? Почему я смущаюсь, как девочка? Только потому, что никто уже давно не дарил мне цветов?!»

Ей вдруг ужасно захотелось извиниться — за то, что не оправдала его надежд. «Блестящей и неотразимой госпоже Вяземской» не пристало так себя вести. Каллы! Они полны сдержанного достоинства и благородства… Вот у кого надо поучиться!