В эту минуту дверь черного хода распахнулась и вошла Индия, а следом за ней старый доктор Дин. Его длинные седые волосы были всклокочены, под накидкой бугром выпирал лекарский саквояж. Он молча кивнул всем и, быстро подойдя к постели, приподнял полотенце, лежавшее на плече Эшли.
— Легкое не задето — слишком высоко, — сказал он. — Если ему не раздробило ключицу, то ничего серьезного. Ну-ка, дамы, дайте мне побольше полотенец и ваты, если у вас есть, а также коньяку.
Ретт взял у Скарлетт лампу и поставил на столик, а Мелани с Индией засуетились, выполняя указания врача.
— Вам здесь нечего делать. Пойдемте со мной в гостиную, посидим у огня. — Ретт взял Скарлетт под руку и вывел из комнаты. В его голосе и в том, как он держал ее за локоть, была необычная мягкость. — У вас ведь препоганый был день, верно?
Она позволила ему отвести себя в гостиную и остановилась, на ковре поближе к камину — ее трясло. Боль догадки все разрасталась в груди. Впрочем, теперь это была уже не догадка, а уверенность. И уверенность страшная. Скарлетт посмотрела в застывшее лицо Ретта и на секунду лишилась дара речи. Потом все же спросила:
— А Фрэнк.., тоже был у Красотки Уотлинг?
— Нет. — Голос Ретта звучал ровно. — Арчи везет его сейчас на пустырь, что за домом Красотки. Он мертв. Убит выстрелом в голову.
Лишь немногие семьи в северной части города спали в ту ночь, ибо весть о разгроме клана и об уловке Ретта стала очень скоро известна благодаря Индии Уилкс, которая словно призрак бесшумно появлялась на заднем дворе, жарким шепотом сообщала новость в приоткрытую кухонную дверь и исчезала в пронизанной ветром темноте. А за ней шлейфом тянулись страх и отчаянная надежда.
Снаружи дома казались темными, молчаливыми, окутанными сном, а внутри до самой зари шепотом шли страстные споры. Не только участники ночного рейда, но все члены ку-клукс-клана были настороже, готовые в любую минуту бежать, и на Персиковой улице почти в каждой конюшне стояли лошади, оседланные в темноте, с притороченными к седлам пистолетами и провиантом в седельных мешках. Задерживал это вселенское бегство совет, шепотом переданный Индией: «Капитан Батлер сказал, что бежать не надо. На дорогах будут выставлены, посты. Он условился с этой Уотлинг…» А в темных комнатах мужчины шепотом спрашивали: «Но почему, собственно, я должен верить этому чертову подлипале Батлеру? Ведь это, вполне возможно, западня!» А женские голоса молили: «Не уезжай! Если он спас Эшли и Хью, он, может, спасет и остальных. И если Индия и Мелани верят ему…» И мужчины тоже начинали верить, но лишь наполовину, тем не менее они не двигались с места, потому что иного выхода не было.
В начале ночи солдаты постучали в один, другой, третий дом и тех, кто не мог или не хотел сказать, где он был вечером, арестовали и увезли. Рене Пикар и один из племянников миссис Мерриуэзер, сыновья Симмонса и Энди Боннелл оказались среди тех, кто провел ночь в тюрьме. Они тоже участвовали в злосчастном налете, но успели удрать, когда началась стрельба. Они во весь опор мчались домой и были арестованы, прежде чем узнали о плане Ретта. По счастью, в ответ на вопрос о том, где они провели вечер, все сказали, что это их дело, а не чертовых янки. Их посадили под замок до последующего допроса утром. А дедушка Мерриуэзер и дядя Генри Гамильтон беззастенчиво заявили, что провели вечер в борделе Красотки Уотлинг, и когда капитан Джэффери раздраженно заметил, что они слишком стары для подобных похождений, они чуть не набросились на него с кулаками.
Красотка Уотлинг сама вышла к капитану Джэффери и, прежде чем он успел сообщить о цели своего прихода, закричала, что дом ее закрыт на всю ночь. Еще засветло к ней заявилась компания буйных пьяниц, они начали драться, разнесли все в доме, разбили ее лучшие зеркала и так перепугали барышень, что ни о каких развлечениях сегодня ночью и речи быть не может. Но если капитану Джэффери охота выпить, то бар еще открыт…
Капитан Джэффери, задетый за живое ухмылками своих солдат и чувствуя себя совершенно беспомощным, словно он гонялся за призраками, свирепо заявил, что не нужны ему ни барышни, ни выпивка — он только желает знать, известны ли Красотке имена ее буйных клиентов. Ну конечно, известны. Это постоянные посетители. Они приходят каждую среду вечером и называют себя «средовыми демократами», а что это значит — она понятия не имеет, да и не все ли ей равно. Но если они не заплатят за зеркала, разбитые в верхнем зале, она напустит на них закон. У нее почтенное заведение и… Ах, их имена? Красотка без заминок выложила имена двенадцати подозреваемых. Капитан Джэффери кисло улыбнулся.
— Эти чертовы смутьяны организованы не хуже нашей тайной полиции, — сказал он, — Вам и вашим барышням придется предстать завтра перед начальником.
— А начальник заставит их заплатить мне за зеркала?
— Да пошли вы к черту с вашими зеркалами! Пусть Ретт Батлер заплатит вам за них. Ведь дом-то принадлежит ему, верно?
Еще до зари все семьи бывших конфедератов в городе уже все знали. И их негры, которым никто ничего не говорил, тоже все знали благодаря системе устного черного телеграфа, непостижимой для понимания белого человека. Знали подробности набега, как были убиты Фрэнк Кеннеди и горбун Томми Уэлберн и как был ранен Эшли, когда нес тело Фрэнка.
Неистребимая ненависть, которую женщины питали к Скарлетт, развязавшей эту трагедию, несколько приутихла от сознания, что муж ее мертв и она знает это, но лишена возможности заявить во всеуслышание и потребовать, чтобы ей выдали его тело. Пока при свете утра не обнаружат трупы и власти официально не сообщат об этом Скарлетт, она ничего не должна знать. А тем временем Фрэнк и Томми окоченевали среди засохших трав пустыря с пистолетами в застывших руках. И теперь янки заявят, что они убили друг друга спьяну, подравшись из-за девицы в доме Красотки. Все сочувствовали Фэнни, жене Томми, которая недавно произвела на свет младенца, но никто не мог проскользнуть к ней под покровом темноты, чтобы ее утешить, потому что дом был окружен взводами янки, поджидавших возвращения Томми. А другой взвод окружил дом тети Питти, поджидая Фрэнка.
Еще до зари по городу поползли слухи о том, что расследование будут вести военные власти. Южане — глаза у всех были опухшие после ночи, проведенной без сна, в тревоге и ожидании, — понимали, что жизнь целой группы их сограждан зависит от трех обстоятельств: от способности Эшли Уилкса подняться с постели и предстать перед военными властями с таким видом, будто у него всего лишь болит с похмелья голова; от показаний Красотки Уотлинг, что эти мужчины провели весь вечер у нее в доме, и от показаний Ретта Батлера, что он был с ними.
Город трясло от беспомощной злости при упоминании этих двух имен. Красотка Уотлинг! Быть обязанной ей жизнью своего мужа — нет, это невыносимо! Женщины, переходившие на другую сторону улицы при виде Красотки, со страхом думали сейчас, помнит ли она об этом, и содрогались от ужаса при мысли, что помнит. Мужчины не чувствовали особого унижения от того, что будут обязаны жизнью Красотке, ибо многие, в противоположность своим женам, считали, что она женщина совсем неплохая. Их возмущало другое — то, что они обязаны жизнью и свободой Ретту Батлеру, этому спекулянту и подлипале. Красотка и Ретт — самая известная в городе женщина легкого поведения и самый ненавистный в городе человек. И теперь они, южане, будут всем обязаны этим людям.