Командир катера «Верный» Костю хвалил и не раз выносил благодарность за успехи в боевой подготовке. Старшина второй статьи Ступников бросал ладонь резким жестом к бескозырке и четко отвечал по уставу:
– Служу трудовому народу!
– Покажем гадам! – хвалился не хуже соседа Женьки Сиротина второй номер установки Федя Агеев.
Старательный парень, хоть и суетной и всего пять классов закончил. Экипаж бронекатера Ступникову нравился. Ребята дружные, веселые. Кроме Феди Агеева, скорешился с артиллеристом Васей Дергачом, уже успевшим повоевать на танке, едва не сгоревшим и переведенным на укрепление в отряд бронекатеров.
Подружились с сигнальщиком Валентином Нетребой. Среди экипажа катера он выделялся не только физической силой, но и рассудительностью, умением принять правильное решение в сложной обстановке. Место сигнальщика – в рубке возле капитана. Сигнальный прожектор установлен рядом с пулеметной установкой на крыше рубки, откуда Валентин сигналит либо флажками, либо светом прожектора.
Считай – соседи. Часто присаживается рядом с башней, перекуривают, ведут разговоры о жизни. Валентину двадцать шесть лет, отслужил во флоте срочную службу еще до войны. После демобилизации женился, успели родить с женой двух дочерей, но в сорок первом его снова призвали во флот.
Валентин считается одним из наиболее опытных специалистов, а в экипаже пользуется авторитетом, является как бы вожаком. Если случаются изредка конфликты, то решаются они обычно без командира или боцмана. Валентин умеет расставить все по своим местам. А еще он хороший баянист. Сидеть на рубке с баяном, конечно, глупо, но Нетреба часто напевает разные песни своим негромким сильным голосом.Дорого обошелся бой с немецкими самолетами. Кто-то произнес слово «стычка», но Валентин отрицательно покачал головой:
– Нет, ребята, это не стычка, а самый настоящий бой. Кто не нюхал пороху, теперь знает, как все происходит. Не на картинках или по радио, а на самом деле. За полчаса полсотни человек и два корабля потеряли.
Долго рыли могилу, меняясь по четыре человека. Высохшая за лето земля поддавалась с трудом. В сентябре дождей тоже почти не было. К семнадцати погибшим прибавились трое умерших от ран и ожогов. Их и в госпиталь ночью не повезли – бесполезно. Обгорелые, как головешки, и сквозные осколочные ранения.
Инженерный полковник начал было суету насчет своего убитого помощника – майора. Отошел от вчерашнего страха и снова почувствовал себя начальником, требовал похоронить майора обязательно в гробу и отдельно.
– Заслуженный командир был! В штабе его уважали, в любых чертежах разбирался.
Зайцев разозлился – если говорить о командирах, то ни словом не упомянул полковник погибшего командира тральщика в звании капитан-лейтенанта. Тот в чертежах, может, и не сильно разбирался, но караваны под бомбами водил и погиб, оставаясь до последнего на своем посту. Полковник было смутился, но Зайцев только рукой махнул:
– Ладно, делитесь в своих штабах, кого как хоронить, а моряки все вместе лежать будут. Идите в село, ищите председателя сельсовета. Может, выделит плотников, а мне некогда.
Катера сумели избежать прямых попаданий, но потрепало их крепко. Погиб один матрос на «Смелом» и пулеметчик на «Каспийце». Увезли четверых раненых, в том числе помощника механика «Смелого».
Головному катеру Зайцева досталось больше всех. Одних вмятин и пробоин насчитали штук семьдесят, а двигатель и остальное в машинном отделении, которое попало под удар взрывной волны, требовало немедленного ремонта. Там собрали с пяток специалистов, пилили и заново нарезали резьбу на лопнувших трубах, перебирали двигатель.
«Верный» и «Каспиец» тоже пострадали от близких взрывов, шипела сварка, заваривая мелкие пробоины, меняли клепки, сквозь которые сочилась вода.
Полковник сам в село не пошел, послал адъютанта. Но едва тот добрался до околицы, появилась пара немецких самолетов, сбросили несколько бомб и долго обстреливали какую-то цель. Адъютант хоть и боялся, но дошел до сельсовета и ужаснулся.
Вдоль улицы чернело несколько воронок, горел дом, сухая трава, а вокруг были разбросаны тела красноармейцев. Оказывается, под обстрел попала маршевая рота. Бойцы лежали кучками и поодиночке. Некоторые в новой зеленой форме и со скатками шинелей, другие в гражданской одежде – не успели переодеть.
Набежали жители, помогали относить раненых под тополя, где их перевязывали, поили молоком. Пожилой дядька в полувоенном картузе отчитывал старшего лейтенанта, командира маршевой роты:
– У вас голова на плечах есть? До линии фронта двадцать километров, а вы как на прогулку людей вывели.
Женщины, ходившие между телами убитых, в выражениях не стеснялись. Новобранцы годились им в сыновья, и каждая представляла, что под началом такого раззявы мог оказаться ее сын или муж.
– Чего моргаешь, рожа немытая!
– Наган нацепил, воевать собрался, бляденыш. Ну, какой ты командир? Лучше бы сам подох, а детей спас.
Адъютант, тоже старший лейтенант, попятился назад, затем ускорил шаг. Услышал, как оправдывается командир маршевой роты:
– Мы два дня без отдыха шли. У меня приказ сегодня в Сталинграде быть.
– Ну, вот и будешь сам воевать.
Адъютант вернулся и рассказал о случившемся полковнику. Тот качал головой и повторял:
– Какое головотяпство! Безобразие!
– Ну, что, вашего героического майора вместе со всеми ложить будем? – перебил его Зайцев. – Или отдельно могилу выкопаете?
– Со всеми, – сделал скорбное лицо полковник. – В земле все равны.
Быстро закидали лопатами братскую могилу, дали три залпа из карабинов и продолжили ремонт катеров. Моряки со спасенного плашкоута расщедрились и разрешили дозаправить бронекатера. Хвалили экипажи:
– Молодцы ребята! Одного гада все же сковырнули. Жаль, что пушки ваши по самолетам стрелять не могут.
– Они на это не рассчитаны. Угол возвышения малый, – объяснял бывший танкист Вася Дергач. – Вот если против вражеской артиллерии или танков… Тогда мы им покажем.
– Тебя немецкие танки скорее на воде достанут, чем ты их на берегу, – подъязвил кто-то из экипажа плашкоута. – Если бы пушки по уму установили, может, и фрицы бы так не наглели.
– На войне не все учтешь, – важно объяснил Дергач. – Вас-то дотянули, спасли.
– А капитана и еще двоих закопали.День прошел в суете. Ремонтировали катера. Боцман Ковальчук с двумя матросами сходили в поселок, принесли мешок картошки, арбузов и несколько корзин помидоров. Все трое были навеселе, но в меру. Ковальчук подтвердил, что немцы совсем близко. Вчера появились мотоциклисты, сбили из пулемета красный флаг над сельсоветом, поймали кого-то из местных жителей, допросили и укатили к себе.
По плану ночью следовало миновать южные пригороды, пройти мимо города по дальнему руслу реки, так называемой Старой Волге, и соединиться с остальными катерами дивизиона. Самое сложное заключалось в том, что никто толком не знал обстановку в городе. Ложь и громкие напыщенные фразы о героической обороне города скрывали истинное положение дел.