Сходили, глянули на разбитые немецкие пушки. Короткий толстый ствол, колеса с пружинистой необычной резиной. Орудие вроде массивное, а весит, как наша «сорокапятка». Мы его легко втроем-вчетвером ворочали. Пересчитали попадания. Немецкие артиллеристы уже с вывернутыми карманами лежали. У некоторых и сапоги стащили. Нам даже обидно стало. Мы автоматы искали, но их уже пехота забрала. Зато нашли в блиндаже да в окопах штук пять одеял. Пехоте тяжело тащить, а у нас конная тяга. Забрали, потому что ночью сильно знобило — ночи на Украине влажные, прохладные. Гранатами трофейными разжились с длинными рукоятками.
Я одну как запустил, она метров шестьдесят пролетела. Нашу так далеко не кинешь. Поспорили, почему у нас в армии таких гранат нет. Древесины, что ли, для рукояток не хватает? Так и не пришли ни к какому выводу. А граната — мы их «колотушками» называли — слабая. Завидовать нечему. Мы больше на свои «лимонки» надеялись. Сильная вещь. В расчете всегда запас «лимонок» имелся. Автоматов мало было. Поэтому при случае мы всегда немецкие автоматы брали.
За этот бой я получил орден Красной Звезды. Наградили орденами и медалями еще несколько человек из батареи, в том числе Никиту.
Первый орден Отечественной войны я получил осенью сорок четвертого года. Орден среди офицеров и солдат очень почетный, высокий по статусу, и многие мечтали получить именно его.
После небольшой передышки и переформирования снова началось наступление. Батарея получила недостающие орудия до полного комплекта. Часть карабинов заменили автоматами. Наконец-то догадались! Нужная вещь для «сорокапятчиков», которые шли бок о бок с пехотой, отбивали и танковые атаки, и вступали в ближний бой с немцами.
В августе наши войска начали освобождение Польши. Бои шли на редкость ожесточенные. За Польшей — Германия, и немцы упорно держали этот последний форпост перед границами Рейха. Форсировали многочисленные речки, большие и малые. Стрелковый полк, в состав которого входила наша батарея, получил задачу форсировать одну из таких рек и создать небольшой плацдарм для дальнейшего наступления.
Река не очень широкая: где шестьдесят метров в ширину, где — поуже. Только не все просто. С западной стороны высокий крутой берег, а с нашей, восточной, песчаная и галечная отмель, открытая со всех сторон. Целый день выбирали место, искали все, что могло пригодиться для переправы. Понтонов не было. Разобрали какую-то сторожку, пилили сухие бревна, стволы деревьев и сколачивали плоты для пушек. Бойцы вязали охапки хвороста. И все это с оглядкой на небо: вдруг появятся немецкие самолеты. В заводи нашли две спрятанные рыбаками лодки. Удача!
Всю работу производили в лесу, подальше от реки. Там же, тщательно замаскированный, находился полк. Сколько на этих переправах людей потеряли! Поэтому действовали очень осторожно. Уже в темноте переправили на правый берег на найденных лодчонках разведчиков и саперов. Осмотрели откосы, обезвредили несколько мин. Осторожно проверили берег и мигнули фонариком — давайте! Первыми переправлялась усиленная пулеметами стрелковая рота, два минометных расчета и взвод «сорокапяток». Больше к берегу никого не подпускали. Лишние люди, лишний шум — всех перебьют на воде!
Я вспоминал, что теплой, даже жаркой была та сентябрьская ночь. Вместе с другими выгребал тяжелым самодельным веслом, упираясь сапогами в ящики со снарядами. Рядом пушка. Четыре весла и руль. Медленно, очень медленно приближался берег. Хоть и прикрывали нас десяток саперов и разведчиков, но какой участок могли они контролировать? Двести, триста метров… Ударят с флангов скорострельные МГ-42, и поплывут по воде трупы.
А тут еще, как назло, тихо не получается. С треском переломилось весло на соседнем плоту. Мат, ругань. Кто-то выпустил из рук ремень, которым держался за бревно, забулькал, замолотил по воде ногами.
— Помогите!
— Цыть! — зашипел командир батареи, который вместе со взводным сопровождал первый орудийный взвод.
На соседнем плоту тоже старательно выгребает давний приятель, земляк из Сталинграда, Коля Бажанов. Вместе на поселке «Красный Октябрь» жили, потом судьба раскидала по разным фронтам, а на переформировании встретились снова. Ездовые с лошадьми плывут рядом. Вместе с ними Никита, по-прежнему ездовой в моем расчете. Сколько за эти месяцы бойцов потеряли, а мне и Никите пока везло.
Наконец берег. Полезли наверх. Немцев не слышно, хотя стрельба доносилась и справа и слева. Правда, далеко. Бойцы догадывались, что на правом берегу торопились закрепиться передовые части соседних полков и дивизий. До утра без отдыха копали орудийные окопы, щели для укрытий. Пехота рыла свои укрепления. Сновали взад-вперед обе лодчонки, подвозили оставшиеся на левом берегу дополнительные боеприпасы, продовольствие. Я еще подумал: вот самое время перебросить весь батальон и артиллерию.
Но, видно, не зря такими небольшими группами занимали плацдармы. На рассвете немцы разглядели десант и сразу открыли отсечный огонь из гаубиц по реке и песчаной отмели, где еще копошились люди, готовили к переброске оставшийся груз. Вдребезги разнесли обе лодки. На отмели горели и взрывались ящики со снарядами, лежали несколько тел. А потом атака.
Видимо, у немцев людей на сплошную оборону не хватало, и к местам прорывов бросали мобильные группы хорошо подготовленных солдат. Не киношную атаку пришлось увидеть мне, когда цепи белогвардейцев, как на параде, идут на Анку-пулеметчицу. Здесь всё было по-другому. До леса — метров четыреста, а перед ним поле, подлесок, кусты ивняка, густая нескошенная трава. Как из-под земли возникали фигуры в пятнистых куртках. Под прикрытием пулеметов, перебежками, ползком стремительно двигались вперед и тоже вели на бегу непрерывный огонь.
Командир батареи был у меня новый. Капитан Макарчук из опытных вояк, с лиловым шрамом на горле. Может, и голос от этого хриплый. Или от водки. Но командовал четко. Приказал замаскированные орудия держать наготове, но огонь ни в коем случае не открывать. Только по команде. Командирам орудий, наводчикам и заряжающим быть возле пушек, а остальным вести огонь из карабинов и автоматов по атакующим немцам.
Умело действовали фрицы. Чуть не сбросили наших в реку. Их станковые и ручные МГ-42 головы не давали поднять. Как метлой, сносили брустверы плюс огонь десятков автоматов. В наших «максимах» вода в кожухах от бешеного огня закипала. Редко когда немцы с такой яростью кидались в лоб. Сначала артиллерией, бомбами всё вспахивали, а тут атака с ходу, внезапная и напористая. Тот день запомнился мне на всю жизнь. Кажется, никогда в такой тяжелой ситуации не бывал. Люди гибли один за другим. Командир пехотной роты, молодой старший лейтенант, уже достаточно повоевавший, с орденом Красной Звезды, видимо, растерялся. Подбежал» к капитану и закричал, размахивая пистолетом:
— Бей осколочными! Видишь, фрицы на шею садятся. Чего ждешь?
А командир батареи, Макарчук, невзрачный, в выгоревшей гимнастерке, тоже с орденом и ленточками за ранения, насмешливо спросил:
— Какие тебе снаряды? В роте пять «максимов», не считая «Дегтяревых». Люди в окопы попрятались. Гони их всех наверх. А пушки для танков берегу. Их «максимами» не возьмешь.