Он взглянул на меня, словно не верил своим ушам, затем послушно пристегнулся.
Сказать было нечего. Юрий тоже молчал, откинувшись на подголовник и закрыв глаза. Смеркалось, начался дождь. Я повернула с трассы на запад, размышляя, что же теперь делать.
Юрий открыл глаза лишь на перекрестке, на повороте к Масала. Оглянувшись по сторонам, он сообразил, что мы едем не в квартиру на Бульваре.
— Куда сейчас?
— Давай заедем в Лэнгвик, у меня там одно дело. Скажем потом, что кино оказалось длинное.
Я старалась не нарушать правил, хотя на пустой дороге сложно было придерживаться скорости шестьдесят километров в час. Когда мы свернули с трассы на проселочную дорогу, дождь усилился и даже дальний свет не улучшил видимости. У ворот я набрала код, во дворе зажглись фонари. Подъехала ко входу в ателье.
— Пойдем, — сказала я Юрию. — Надеюсь, у тебя ключи с собой?
— Что тебе там надо?
— Сейчас увидишь.
Я поддержала его за локоть, приглашая зайти, зажгла свет и тут же снова погасила. Быстро разложила диван и усадила Юрия.
— Я ничего от тебя не жду. Просто хочу, чтобы ты расслабился.
Поцеловала его в щеку, сняла пиджак и принялась расстегивать рубашку. Уложила его на спину, стащила ботинки, носки и брюки. Встала возле дивана на колени и принялась целовать его в губы, лоб, виски, шею, гладить по голове и щекам. В полумраке его белая кожа казалась особенно тонкой, почти прозрачной, мои руки блуждали по его голове, затылку, острым ключицам. Я потрогала соски, осторожно провела по ним языком, опустила руку вниз и почувствовала, как он возбужден. Полностью раздела его, и скользнула по телу вниз, приникла ртом к возбужденной плоти. Юрий схватил меня за волосы, входя со мной в один ритм. Я чувствовала странное счастье, слыша его неровное дыхание и возбужденные крики. Я хотела доставить ему удовольствие, он это заслужил.
Юрий хрипло застонал. Я отстранилась, поцеловала его в живот, медленно поднялась и положила его голову к себе на грудь. Он был совершенно мокрый и бледный. В неровном свете лицо лежащего казалось усталым и очень молодым. Слишком молодым, чтобы так рано умереть.
— Ты это сделала из жалости? — наконец подал он голос.
— Я не солдат Армии спасения.
— Любая другая женщина начала бы плакать и кричать, чтобы я не играл в русскую рулетку. Но не ты. А ты просто стояла и спокойно смотрела на меня.
— Все женщины разные. А теперь объясни мне, пожалуйста, какого черта ты согласился на эту глупость?
Он не ответил. Да и что тут можно сказать? В комнате было прохладно, и я почувствовала, что его руки покрылись гусиной кожей.
— А кто такой этот Макконен? Вы давно знакомы?
— У него были какие-то общие дела с Паскевичем. Они вместе рыбачили и охотились. И он просто обожал, когда Паскевич начинал меня унижать. Когда Рютконен заставил меня работать на него, мне понадобилось быстро достать оружие, и я знал, что смогу купить его у Макконена. Паскевич тогда организовал какую-то вечеринку, Макконен напился и захотел досадить мне. Он предложил сыграть в русскую рулетку. Был уверен, что я струшу и откажусь. Но я согласился, предложив поставить на кон его «ягуар». Мне повезло, и Макконен не смог отказаться, ведь мы заключили пари на глазах у полутора десятков свидетелей. Это случилось еще до того, как я устроился к Сюрьянену. Ты знаешь, мне тогда было очень тоскливо и, в общем-то, нечего терять, Рютконен все время дышал мне в затылок. Мне было все равно — выстрел, и все кончится.
А что бы было, если бы Юрий тогда погиб? Но история не знает сослагательного наклонения, Юрий уцелел. Рысь никогда не думает о смерти, прорываясь к свободе через пули охотников.
Я пошла попить воды, Юрий отправился в душ. На стене висел портрет грустной темноволосой женщины с собачьим выражением глаз. Я не видела его раньше; наверное, это тоже мать художника. Женщине на портрете было холодно, через разбитое окно в комнату залетали снежинки, в руках она держала православный крест на порванной цепочке, на столе перед ней в беспорядке стояла посуда.
Я подумала о своей маме. Может, принести Юрию ее фотографию и попросить нарисовать? Он прекрасно умел рисовать с фотографии, надо только попросить обойтись без драматических деталей.
Отправила Лайтио сообщение: когда можно заглянуть и передать подарок? Юрий вышел из душа, замотанный в полотенце. Я взглянула на него: он не вызывал во мне никаких чувств, кроме желания поскорее уйти к себе. Он подошел к холодильнику и достал початую бутылку водки.
— Ты поведешь на обратной дороге?
Я кивнула, он налил себе почти полный стакан и залпом выпил.
— Обычно приговоренным к казни перед смертью дают стопку водки, — сказал он и вдруг начал смеяться, словно ребенок.
Он не мог остановиться, это было похоже на истерику, и я все ждала, когда же смех перейдет в слезы. Меня очень раздражают такие истерики, и я боялась, что сейчас он припадет рыдать к моему плечу.
Ключи от машины лежали у меня в кармане. Я взяла пистолет с заднего сиденья, убрала в кобуру и положила в бардачок. Нехорошо выйдет, если нас остановит полиция, а пистолет валяется на виду. Юрий сел в автомобиль, в салоне распространился легкий запах водки. Мелкий дождь перешел в снег, навстречу выехала снегоуборочная машина. Живот скрутило от голода: хороший кусок мяса и кружка пива оказались бы сейчас очень кстати.
— Забыла тебе кое-что рассказать. Я и сама об этом недавно узнала. Прошлый побег моего отца из тюрьмы не остался без последствий. Он изнасиловал семнадцатилетнюю девочку, и та родила ребенка. Сейчас моей сестренке девять лет. Ее зовут Ваномо.
Юрий сидел с закрытыми глазами.
— И ты за нее боишься, да? — тихо спросил он через какое-то время, положив руку мне на колено.
— Да. Я нужна ей. Она моя сестра, несмотря на то что наш общий отец просто чудовище.
— Это-то нас и объединяет. У нас обоих ужасные отцы.
Он прислонился головой к моему плечу, но я мягко отстранилась и включила радио.
Ведущий сообщил, что вскоре выходит новый диск группы «Миракл». В этой группе играют какие-то родственники Моники, и когда я работала в ресторане «Санс Ном», они частенько там выступали вечерами, после ухода запоздалых клиентов. И тогда мы наслаждались той музыкой, которую любили.
Юрий тоже слушал музыку, не открывая глаз. «All I need is a miracle. What I need is a miracle». [5] Потом он засопел, даже стал похрапывать — уснул. Не обращая на него внимания, я просто вела машину сквозь дождь и снег. Дважды сыграв в русскую рулетку, он все-таки остался жив. Сколько же ему еще будет везти? Едва ли Паскевич просто так оставит его в покое. Он будет мстить, хотя я так и не могла понять за что.