– Лидия, – позвал он.
– Что, сынок?
– У вас можно заказать спиртное?
– Нет, мы не продаем алкоголь.
– Жаль…
– Уж не пьяница ли ты?
– Я практически не пью. Просто… сейчас мне бы не помешало.
– Случилось что-то?
– Брат умер.
– Родной? – ахнула Лидия. Рома кивнул. – Подожди минутку…
Она скрылась в кухне и вернулась спустя пару минут с бутылкой.
– Водку пьешь? – спросила она.
– Нет.
– Больше нет ничего. Эту я сантехнику приготовила. Они хоть и за деньги сейчас работают, но по старой привычке бутылочку требуют.
Лидия открутила крышку и плеснула водку в две чайные чашки. Взяв их, подошла к столику Романа. Одну поставила перед ним:
– За упокой души?
– За упокой, – эхом повторил Рома и опрокинул в себя водку.
Вкус был гадким, и его передернуло. Водку Рома пил единственный раз в жизни, и это произошло в день его пятнадцатилетия. Деревенские друзья сказали, что надо проставиться на день рождения. Рома стащил у приемного отца бутылку, и они распили ее на троих. Имениннику сорокаградусная не понравилась. Деревенским, впрочем, тоже, они привыкли к самогону. А отец пропажу заметил и устроил Роме головомойку.
– Еще? – спросила Лидия.
Роман отрицательно покачал головой.
– Надо еще по чуть-чуть. А то ты сам не свой, – сказала Лидия.
– Я не привык топить горе в вине.
И все же протянул руку к чашке. Когда Лидия плеснула в нее водки, выпил. Горечи уже не чувствовал. Мог бы и третью махнуть, но решил, что хватит.
– Поешь теперь, – сказала Лидия, похлопав его по плечу.
Рома отправил в рот кусок остывшего блина и стал жевать.
Он сидел спиной ко входу, но о том, что пришел еще один посетитель, узнал по звуку. Дверь со скрипом открылась и с хлопком закрылась.
Повеяло свежестью – на улице похолодало – и запахом корицы. Рома обернулся…
– Опять вы? – удивленно воскликнула Василиса.
Они расстались только полтора часа назад. Василиса допрашивала Романа, и в этот раз не было никаких пикировок. Старший следователь Милова бесстрастно задавала вопросы, свидетель (а скорее подозреваемый) четко на них отвечал.
– Вась, у Ромы брат умер, – сообщила Лидия дочери. Та только кивнула. – А сколько ему было?
– Тридцать два.
– Какой молодой, жалко-то как.
– Мам, сделай мне кофе, пожалуйста.
– Как расследование продвигается? – спросил Роман, с горем пополам доев блин.
– Продвигается, – туманно ответила Василиса.
– Подозреваемые, кроме меня, есть?
– Вы же прекрасно знаете, что я не имею права разглашать тайну следствия. Зачем тогда спрашиваете?
– Потому что пьян.
– По вам и не скажешь. – Лидия принесла дочери кофе, поставила на стол и ушла в кухню. Василиса бросила в чашку кусок сахара, помешала, глотнула и сказала: – В деле замешаны граждане США, так что пришлось вызвать консула. Не удивлюсь, если вместе с ним явятся ребята из ФСБ. Думаю, убийствами будут заниматься они.
– Вы расстроены?
– Я люблю все доводить до конца сама.
– Я тоже… – Он залпом допил кофе. – Могу я вас проводить?
– Не стоит.
– Василиса, – он впервые обратился к ней просто по имени, – вы мне нравитесь. Очень. Я хочу узнать вас поближе. И мечтаю, чтобы вы увидели во мне не подозреваемого по делу, а мужчину. Думаю, у нас с вами могло бы что-то получиться… – Он посмотрел на нее испытующе: – Молчите?
– Обалдевала от вашей откровенности.
– Ничего пошлого, обидного, недопустимого я не сказал. От чего тут обалдевать?
– В любом случае, пока я веду это дело, между нами не может быть никаких близких отношений. Абсолютно.
– Так у вас же его завтра отберут, – впервые за день улыбнулся Роман. – А пока мы можем общаться. Вы позволите проводить вас?
– Хорошо.
Она встала из-за стола. Грациозно и, как показалось Роме, чувственно: изогнувшись в талии, чуть подавшись вперед грудью. Было в Василисе что-то кошачье. Вот только не бросалось в глаза. За ней нужно было наблюдать, чтобы заметить это.
– Вы манекенщицей не работали в юности? – спросил Роман, кидая на стол тысячную купюру. По его подсчетам, кофе и блины примерно стоили триста рублей, плюс водка, которую Лидия открыла ради него. Остальное на чай.
– Льстите?
– Нет, просто интересуюсь. У вас рост и фигура подходящие. И грация.
– Манекенщицей не работала. Но была «Мисс универ».
Они помахали на прощание Лидии и вышли из кофейни. Рома теперь знал дорогу, поэтому шел уверенно.
– Вы правда пьяны?
– Есть немного. Уже проходит.
Дальше они шли молча. Когда достигли подъезда, начал накрапывать дождь.
– До свидания, Роман Евгеньевич, – попрощалась Василиса.
– До свидания…
Она на сей раз немного замешкалась, прежде чем уйти. Ждала от Романа каких-то слов или действий? Наверняка. Но он вдруг превратился в деревянного буратино! Такого с ним последнее время не бывало. Раньше – да. В далеком детстве, о котором он не любил вспоминать.
Василиса ушла. Рома проводил ее взглядом, а когда подъездная дверь за ней закрылась, понурил голову. Он сидел, глядя себе под ноги, и ни о чем не думал. Когда ему бывало особенно плохо, он «выключал» сознание. Освобождал голову от всех мыслей и напевал про себя какую-нибудь песенку. Сейчас это была «Ксюша, юбочка из плюша».
– Роман! – услышал он и поднял голову. Из окна второго этажа выглядывала Василиса. – Вы почему все еще здесь?
– Решил немного посидеть, сейчас уйду.
– Вы хотите заболеть?
– Не понял…
– Дождь же идет!
Рома только теперь осознал, что весь мокрый. Дождь шел не сильный, но вымокнуть он успел.
– Поднимайтесь ко мне, я напою вас чаем, – скомандовала Василиса. – Квартира сто двенадцать.
Роман встал, подошел к двери, набрал код квартиры на домофоне, после первого же гудка замок щелкнул. Он поднялся на второй этаж. Хотел позвонить в дверь, но ему открыли до того, как палец коснулся кнопки.
Василиса была в домашнем халате. Шелковом, с райскими птицами. Будь он на другой женщине, Роман сказал бы, что он слишком ярок и экстравагантен. Но госпоже Миловой халат удивительно шел. Подчеркивал ее красоту и придавал ей чуть экзотический оттенок. В нем кожа ее казалась смуглее, а глаза темнее.