Они шли вдоль мокрого песчаного берега.
– Мерси, а чего ты хочешь добиться? Увольнения Фила? Штрафа?
– Пусть чертов Кемп извинится передо мной и прекратит приставать!
– И все?
Мерси задумалась. Она сама удивилась тому, как быстро начала доверять напарнику. Ей хотелось быть предельно честной с ним.
– Сказать правду, Хесс? Теперь я не затеяла бы этого дурацкого процесса. Мне жаль, что я начала тяжбу.
Мерси надеялась, что Хесс не посоветует ей оставить все это сейчас. Он промолчал.
– Но теперь я не могу отказаться от своих слов. Кемп должен попросить прощения, иначе я уничтожу его. Обещаю! И если другие женщины захотят мне в этом помочь, я только порадуюсь. Они вправе поступать так, как считают нужным. Однако меня совсем не устраивает приписанная мне роль духовного лидера. За последние три дня я получила десять электронных сообщений с благодарностью за "первый шаг". За то, что посмела "выступить против системы". А я люблю систему! Я часть ее, как они не понимают? Мне противно скандалить с чокнутым кобелем Кемпом, но я буду презирать себя, если остановлюсь!
До Мерси донеслось пение птички, пролетавшей совсем рядом. Она пролетела мимо, как ночная тень, и исчезла из виду.
– Ты поступаешь правильно, – сказал Хесс.
– Да. И продолжу начатое. Так и передай Брайтону, если у него не хватило мозгов самому меня спросить.
– Ты ошеломила его своим поступком.
– Естественно. Кемпа я не трогала. Долгое время терпела. Предупреждала, говорила с ним. Потом приставила пистолет к виску. Хватит! Чаша переполнилась! Он получает то, что заслужил. Мне очень жаль, если мои действия расстраивают Брайтона, но больше Фила я выносить не могу.
Напарники вернулись в квартиру Хесса около одиннадцати ночи. Мерси уснула на тахте, и, когда очнулась в полночь, Хесс сварил ей кофе.
А через некоторое время он лежал на дешевой кушетке, стоявшей у окна, и посапывал. Мерси подошла к нему. Ей вновь нестерпимо захотелось потрогать его волосы.
Она приблизилась, но что-то остановило ее.
Кафедра патологоанатомии располагалась напротив столовой, в кабинете с тяжелой синей дверью.
Было утро понедельника. Хесс ждал, сидя в маленьком, плохо освещенном фойе стиля пятидесятых годов. На стенах висели старые фотографии колледжа. С некоторых снимков улыбались деканы, преподаватели и выпускники. В стеклянном шкафу хранились ценные книги о бальзамировании, в том числе семитомник "Бальзамирование человека".
Вошел заведующий кафедрой и пожал Хессу руку.
– Меня зовут Алан Боб, – представился он. – А вы, должно быть, Тим Хесс?
Широкое лицо Боба показалось Хессу очень приятным. На макушке заведующего уже образовалась заметная лысина а его улыбка выражала простодушие и лукавство. Боб предложил Тиму сесть, и тот расположился в маленьком кресле на колесиках.
Хесс задумался о том, сколько химических веществ вводят в тело человека после его смерти, а затем осознал, что еще при жизни он напичкан не меньшим их количеством. Как он мечтал вновь стать молодым! Воевать с океанскими волнами и чувствовать себя бессмертным.
– Я перейду к делу, если позволите, – сказал он.
– Валяйте! – Алан улыбнулся.
Хесс поведал обо всем: о похищенных женщинах, сумочках, внутренностях, крови и остатках формалина в почве.
Боб кивал, будто слышал всю историю еще до прихода Тима.
– Ваш преступник не бальзамирует тела, нет-нет! По крайней мере не так, как принято в Америке. Мы никогда не удаляем органы. Вы знакомы с процессом бальзамирования, мистер Хесс?
– Нет.
– Еще в древние времена тела бальзамировали во избежание распространения различных заразных заболеваний. Между нами говоря, нет ничего опаснее трупа. Во-вторых, особую роль играл внешний вид покойника. Перед похоронами его приводили в надлежащее состояние. Современный метод возник в годы Гражданской войны – тогда приходилось хоронить тысячи трупов.
– А как долго они... сохраняются?
– Тела? Три – пять суток. Иногда дольше, если того требуют обстоятельства.
– Могут ли они сохраняться в течение недель или даже месяцев?
Боб поднял брови и пожал плечами:
– Ну, пару недель еще куда ни шло. Однако слабо забальзамированный труп разлагается чрезвычайно быстро, а забальзамированный слишком сильно – почти сразу становится жестким и бесцветным.
Хесс сделал запись в блокноте. Его пальцы снова сводило, а подушечки онемели. По радио крутили старую песню Элвиса, которую Тим давным-давно слушал на пляже.
Он достал набросок портрета предполагаемого убийцы и показал его Алану. Тот долго и внимательно изучал его, а затем вернул, качая головой.
– Нет, его бы я запомнил. Такие необычные волосы и усы!
– Он никогда у вас не учился? Может, его выгоняли из колледжа?
– К сожалению, я не знаю его и вообще никогда не видел. – Боб снова покачал головой и огорченно причмокнул.
– Вы храните документацию о выпускниках?
– Да. – Боб кивнул. – И к каждому делу прилагается фотография бывшего ученика. Честно говоря, я не имею права вам их показывать, но все же готов дать запрос в архив.
– Огромное спасибо! Было бы очень полезно просмотреть фотографии выпускников за последние десять лет.
Боб снял телефонную трубку и попросил работника архива найти дела.
– Поиск займет не больше пятнадцати минут. Не хотите ли понаблюдать за интересующей вас процедурой? Трое наших воспитанников сейчас как раз на бальзамировании.
– С удовольствием.
На двери комнаты для бальзамирования висело объявление, запрещающее посторонним входить в помещение. При процессе бальзамирования разрешалось присутствовать лишь родным усопшего, персоналу и учащимся колледжа.
Хесс последовал за Аланом. Внутри ярко горел свет. Тим сразу почувствовал резкий запах альдегида.
Посередине стояли большие столы, на них лежали тела. Боб подвел Хесса к первым трем. Тим слушал лязг инструментов и спокойные, уверенные голоса людей в белом.
– Здесь только начали. Труп вымыли и продезинфицировали. Ученица, Бонни, применит средство, которое сочла наиболее подходящим для этого умершего. Она подбирала его с учетом возраста покойного, причины его смерти и многих других факторов. Бонни использует одно из лучших соединений формалина. Вы знаете, что красота тела связана с его внутренним состоянием?
– Нет.
– Иногда нам даже не приходится прибегать к помощи косметики.