Кэт, в комбинации и лифчике, рылась в шкатулке — поначалу вяло, затем лихорадочно.
— Где они? — вслух спросила она.
Джо с закрытыми глазами лежал на постели. Он засопел, сцепил руки на животе, задрав локти, потом позволил им соскользнуть на грудь и снова запыхтел, уже мирно.
— Джо, где они?
— Что?
— Деньги. Которые лежали в моей шкатулке.
— Там, где ты их оставила.
— Я убрала их в шкатулку, Джо. Я всегда держу деньги в шкатулке.
Джо сделал вид, что встает: громко застонал и потер глаза.
— Джо!
— Ну я взял немного. Мне были нужны деньги на мелкие расходы. Ну пристрели меня за это.
— Немного? Да здесь ничего не осталось.
— Мне были нужны деньги.
— И где они теперь?
— Я их потратил.
— На что?
— Не знаю. Просто потратил.
— О нет!
— Это мои деньги, я их заработал.
— Ты их проиграл.
— Нет.
— Проиграл!
— Это мои деньги, я могу делать с ними что захочу!
— Джо, ты спятил? Ты знаешь, для чего я их отложила?
— Я не спятил.
— Это деньги на еду, Джо. Думаешь, я хранила их здесь просто так, для себя? И что теперь делать?
— Я не спятил.
— Скажи, что мне делать?
— Утром пойду в банк.
— И что? Ограбишь его?
Он уставился на одеяло и прищурился.
— Джо, у нас ни гроша!
— Я не…
— Господи, Джо, ты меня слышишь? У нас не осталось денег! — Жена закрыла лицо руками. — У нас нет денег, нет денег!
— Я все улажу.
— Как?
— Поработаю сверхурочно.
— Ты и так работаешь двадцать четыре часа в сутки! Когда тебе еще работать сверхурочно? Объясни, как ты собираешься все уладить, Джо! Откуда ты возьмешь деньги? Из-под земли? Господи, Джо! Нам были нужны эти деньги. Нужны.
— Я что-нибудь придумаю.
— Ты что-нибудь придумаешь… — Губы Кэт искривились. С трудом удерживая рыдания, она поднесла руку к глазам, пытаясь собраться с силами. — Нельзя так поступать с нами, Джо. Нельзя.
— Кэт, да брось. Да, мы небогаты. Ты прекрасно понимала это, когда выходила за меня замуж. Я полицейский.
— Перестань. Пожалуйста, перестань. Я что-то не вижу, чтобы другие полицейские голодали.
— А я не вижу, чтобы они богатели.
— Зачем ты это делаешь, Джо? Тебе на нас плевать? Да? Мы тебя не волнуем?
— Наоборот.
— Тогда почему? Почему ты это творишь, Джо? Что будет дальше? Скажи, чтоб я знала, чего ожидать! Ты начнешь распродавать мебель? Однажды я вернусь домой и обнаружу, что телевизора нет? А как насчет кольца? Хочешь мое обручальное кольцо? Заложи его за пару баксов в ломбард и снеси деньги букмекерам! Знаешь что? Я не буду снимать кольцо на ночь, я его тебе не отдам! Что с тобой случилось, Джо? Господи, у тебя же семья. Что с тобой?
— Со мной все в порядке. Говорят тебе, я все улажу.
— Ты не забыл, что у тебя сын?
— Я не забыл, что у меня…
— Джо-старший еще не успел остыть в могиле, а ты что творишь?! Ты должен быть хорошим отцом, а ты чем занят? Где-то пропадаешь, возвращаешься лишь затем, чтобы нас обворовать, и снова уходишь. О чем ты думаешь, Джо? Ты воруешь у своей семьи.
— Нет. Не делай из мухи слона. Мы всего лишь слегка выбились из бюджета, ничего страшного.
— «Слегка выбились из бюджета»! Слегка выбились. Ну по крайней мере ты не утратил чувства юмора. Мы слегка выбились из бюджета, Джо, ты прав.
— Я что-нибудь придумаю.
Кэт села на край постели.
Джо коснулся ее талии, где собралась небольшая складка.
— Хватит, Кэтлин. Говорят тебе, я все улажу. Не желаю больше слышать о деньгах.
— Убери от меня руки.
— Перестань.
— Джо, клянусь, если ты притронешься ко мне хоть пальцем, я его отрублю.
Джо убрал руку.
— Ты нас просто убиваешь, Джо. Убиваешь.
Городская больница «Бриджуотер»
Детектив возился с диктофоном, пытаясь вставить новую пленку. Когда наконец ему это удалось, он включил машинку и показал Уомсли оттопыренный палец.
Бобина завертелась. Детективы уже долго здесь сидели — шел второй день после признания Альберта де Сальво — и потому начали смотреть на диктофон, на то, как катушка, разматываясь, постепенно набирает скорость. Каждый из присутствующих посвящал долю своего внимания диктофону, не переставая следить за ходом допроса.
— Итак, давай поговорим о Джоанне Фини. Помнишь ее?
— Конечно.
— Хорошо, Альберт, тогда расскажи все, что помнишь о том дне.
У Альберта де Сальво был широкий, тонкогубый, выразительный рот. Невзирая на крупные черты лица и массивный, вислый, слегка асимметричный нос, именно рот привлекал внимание, делая лицо высокомерным и мрачным. Но если Альберт улыбался, то становился вполне приятен, если не красив. Когда его попросили рассказать об убийстве Джоанны Фини, рот де Сальво сжался — такую гримасу делает ребенок, пытающийся припомнить, где он оставил любимую игрушку.
В углу комнаты Майкл скрестил руки на груди, чтобы согреться, — причиной тому был либо зимний ветер, проникающий сквозь хлипкие окна, либо кошмарная атмосфера этого места. «Бриджуотер» только назывался клиникой. Сюда отсылали неизлечимых психопатов, в том числе убийц и насильников, с которыми вряд ли можно было что-либо поделать, и уж меньше всего — здесь. Майкл с ужасом думал об очередном визите в «Бриджуотер». Безумие витало в воздухе. В больнице стоял постоянный шум — шорох ног, хлопанье дверей, вопли и крики, которые эхом отскакивали от бетонных полов и кирпичных стен. Как могут здесь находиться врачи и санитары? Сточки зрения Майкла, это место возникло из тумана викторианской Англии, словно корабль-призрак.
Но здесь жил Альберт де Сальво, который энергично, хоть и безосновательно, утверждал, что он и есть Бостонский Душитель.
На допросе присутствовал и его адвокат Леланд Блум — несомненно, лучший адвокат в Бостоне, а то и во всем округе. Бостонский Перри Мэйсон — так его прозвали газеты. Блум добился оправдательных приговоров в целом ряде нашумевших дел, его фотографировали для «Ивнинг пост» в кабине персонального самолета и на палубе яхты.