— Эми, Эми…
— Не знаю, говорила ли она…
— Конечно.
— Они с Риком…
Клэр улыбнулась:
— Я знаю, кто вы такой, Майкл. Эми рассказывала. Я видела вас на похоронах.
— Не найдется для меня минутка?
Клэр взглянула на часы: четверть третьего.
— Минутка, но не больше, у нас аврал. Делаем вечерний выпуск.
— Всего несколько вопросов про Эми.
— Пять секунд уже прошло.
— Вы с ней писали о деле Душителя?
— Да.
— Под статьями стояли ваши имена. Это значит, что вы писали их вместе?
— По большей части — да. Это были наши репортажи. Мы работали вдвоем.
— Почему вы перестали?
— Мы не перестали. Все остановилось само собой. Де Сальво признался, и расследование прекратили. Когда начнется суд, мы напишем об этом… То есть я напишу.
— А как насчет убийств?
— Наши статьи в основном касались расследования. Мы с Эми не расследовали убийства, мы освещали ход следствия.
— Значит, вы не задумывались о других подозреваемых? Об Артуре Нэсте? Курте Линдстроме? Не общались с ними? Не задавали им вопросов?
— Нет. Мы не сумасшедшие. То есть Эми, возможно, и была сумасшедшей. Но не я.
— Нэст и Линдстром не угрожали ей?
— Насколько я знаю, она никогда с ними не общалась.
— А у нее были с кем-нибудь проблемы? Кто-нибудь ей угрожал?
— Нет.
— Она когда-нибудь говорила о Брэндане Конрое?
— О Конрое? А в связи с чем?
— В связи с расследованием.
— У Конроя она черпала информацию.
— По поводу дела Душителя?
— И не только.
— А как насчет убийства моего отца? Эми когда-нибудь говорила об этом?
— Не со мной.
— Она никогда не заговаривала о том, как погиб напарник Конроя?
— Возможно, и заговаривала, это громкое дело. Но ничего особенного я не припомню. — Клэр положила руку на плечо Майкла. — Примите мои соболезнования.
Майкл заметил на ее пальце обручальное кольцо.
— Так над чем же работала Эми?
— Насколько мне известно, она занималась двумя вещами — делом Душителя и уэст-эндскими крысами.
— Крысами? При чем здесь расследование?
— Двуногими крысами.
— А! И в чем там дело?
— Не знаю. Но могу догадываться. В Уэст-Энде можно сделать уйму денег. Это тот сыр, который так любят крысы. Деньги. Хотите узнать, в чем дело? Найдите сыр.
— Как?
Клэр указала на надпись на своей машинке.
— Знаете, что это такое? Это написала Эми. Своего рода девиз. Это значит: оторви свою задницу от стула и постучись в двери. Вот чем мы тут занимаемся. Поэтому ступайте в Уэст-Энд и постучитесь в двери.
— Но в Уэст-Энде больше не осталось дверей.
— Наша работа не так проста, как кажется. Минута истекла. — Клэр села, сунула копирку меж двух листков бумаги и заправила их в машинку. — Идите. Если что-нибудь узнаете, сообщите мне. Идите же. Удачи.
Майкл помедлил, чтобы взглянуть на нее с порога. Клэр сидела очень прямо и быстро печатала, не сводя глаз со своих заметок. Она была единственной женщиной в редакции и, несомненно, лучшей машинисткой. Мужчины стучали по клавишам двумя пальцами, они сжимали карандаши в зубах или совали их за ухо и забывали там. Все нервно поглядывали на стенные часы.
Майклу понравилась Клэр, невзирая на обручальное кольцо — или именно благодаря ему. Он никогда не отказывался от небольшого флирта и ничего не мог с собой поделать. Он считал женщин неотразимо привлекательными. В том, как он завязывал и разрывал отношения, была некоторая неразборчивость. Но теперь романы стали реже. Любовь — это разновидность надежды, а в последнее время Майкл редко надеялся…
Сидя в кресле без подлокотников, всего в футе от пола, Джо рассматривал дежурную за столом — светловолосую девицу с вихром на лбу, похожим на взбитые сливки. Джо не отказался бы нагнуть ее прямо здесь и сейчас. Он попытался выбраться из кресла, но безуспешно: спинка была откинута назад, и ему никак не удавалось нащупать пол. На коленях у Джо как будто лежал мешок. Он не мог встать.
Дежурная понимающе улыбнулась.
Джо решил не барахтаться на ее глазах, как перевернутый жук, а подождать, пока она отвернется. Он принялся воображать ее обнаженной. Интересно, во что обойдется освободить ее от одежды — время, деньги, риск, что эта бабенка станет последней каплей, которая переполнит чашу терпения Кэт. Возможно, блондинка всего этого стоила, в зависимости от того, какая у нее задница, это способно изменить все расчеты. Джо пока что не видел ее со спины. Возможно, ее зад походил на гигантский персик, вполне в его вкусе. Но вдруг окажется, что ягодицы у нее совсем плоские, аж юбка провисает, или, наоборот, слишком пышные, как перезрелый фрукт? От задницы многое зависит.
Дежурная возилась с бумагами. Перед ней стоял белый блестящий телефон, похожий на спящую кошку. Джо восхитился им. Наверное, дорогая штука. Телефон зазвонил, и девушка немедленно ответила:
— Офис мистера Зонненшайна, Ингрид слушает.
Интересно, каково это — приложить такую трубку к собственному уху? Наверняка она легкая, легче довоенных моделей в участке, сделанных из тяжелой черной пластмассы, с гуттаперчевыми шнурами. И разумеется, трубка еще будет хранить интимную теплоту уха Ингрид.
Чтобы трахнуть ее надлежащим образом, нужно было позвать ее на свидание — а для этого нужны деньги. И потом, ужин в ресторане или баре требует времени, которого у него опять-таки нет, потому что Джо вкалывал сверхурочно, а вдобавок отрабатывал долг. И потом, он почти не видел сына. Нужно как-то искупить свою вину перед Малышом Джо, когда все это закончится. Ингрид казалась недостижимой. Но она была рядом, и Джо с логикой безумца подумал: «Если голоден — так ешь…»
— Вы когда-нибудь сидели в этом кресле? — поинтересовался он.
— Нет.
— Самое неудобное кресло на свете. Попробуйте.
— Зачем же мне садиться в самое неудобное кресло на свете?
— Потому что это в своем роде совершенство.
— Дурное?
— Да, но совершенство есть совершенство.
Джо наконец выбрался из кресла, как будто выкатился из гамака. Обретя почву под ногами, он взглянул на дежурную — та посмотрела в ответ, и он ощутил знакомое щекотание в промежности, несомненное пробуждение.
— Вам нравится эта работа? Сидеть здесь, отвечать на звонки?