Сид устроил его консультантом в «Жетон Чести» – тогда еще радиошоу. Деньги полились рекой. Джек пытался тратиться на шмотки и женщин – но бары и «точки» наркоторговцев властно влекли его к себе. Он яро гонял пушеров: это помогало, но совсем чуть-чуть. И тогда Джек решил выплатить ребятишкам долг.
К первому чеку – на две сотни – приложил короткое письмецо, в котором выражал соболезнования семье погибших и которое подписал: «Неизвестный друг». Неделю спустя позвонил в банк: деньги по чеку получены. С тех пор Джек делал выплаты регулярно – и молился об одном: чтобы не пронюхал Сид Хадженс.
Джек распахнул гардероб, извлек свою парадную амуницию. Пиджак из «Лондон Шоп» куплен на гонорар от Сида за арест Боба Митчума. Мокасины с кисточками и серые фланелевые брюки – за материал о связи джазменов с коммунистами. Эту историю Джек вытряс из одного басиста, пойманного со шприцем, а «Строго секретно» из этого сделала сенсацию на целый разворот.
Он оделся, спрыснулся «Лаки Тайгером» и двинулся в Беверли-Хиллз.
* * *
Гулянка в разгаре. Задний двор площадью в целый акр уставлен тентами. Ребятишки из колледжа паркуют машины. На огромных тарелках – говяжья вырезка, ветчина, индейка. Официанты обносят гостей закусками, посреди двора высится огромная рождественская ель, падает мелкий дождик. Гости едят с бумажных тарелок. Газовые фонари освещают лужайку. Джек приехал вовремя и теперь пробирается сквозь толпу.
А вот и первые слушатели: Уэлтон Морроу подводит его к группе юристов из окружного суда. Джек травит байки: как Чарли Паркер пытался купить его молчание, подложив под него шлюху-мулатку, как он расколол Шапиро – педика из команды Микки Коэна, который толкал амилнитрит стриптизерам-трансвеститам в баре для голубых. Но Джек Винсеннс, Победитель с Большой Буквы, явился туда и в одиночку арестовал целую компанию гомиков, явившихся на конкурс двойников Риты Хейворт [19] .
Аплодисменты. Джек кланяется. У елки замечает Джоан Морроу: она одна, кажется, скучает. Подходит к ней.
– С Рождеством тебя, Джек.
Высокая, стройная, тридцать один год, может, тридцать два. Ни мужа, ни работы. На красивом лице – привычная скучливая гримаска.
– Здравствуй, Джоан.
– Привет. Знаешь, о тебе сегодня в газете писали. Как рты арестовал двоих актеров.
– А, пустяки.
– Ка-а-кой скромник! – смеется Джоан. – И что с Ними теперь будет? С этим Роком… как его там… и с девушкой?
– Девчонке – девяносто дней, а вот Рокуэллу может светить до года. Пусть наймут твоего папашу, он их вытащит.
– А тебе их не жалко?
– Мне жалко рабочего дня, потерянного на показания в суде. Так что, надеюсь, они признают свою вину и мне не придется туда тащиться. И еще надеюсь, этот случай заставит их призадуматься.
– Знаешь, а я один раз курила марихуану. В колледже. Потом страшно захотелось есть, и я слопала целую коробку печенья, а потом меня стошнило. Скажи, ты бы меня за это не арестовал?
– Такую красавицу? Ни за что!
– А знаешь, что я тебе скажу? Сейчас я готова попробовать еще раз – так все обрыдло!
Пора закинуть пробный шар.
– Джоан, как на личном фронте?
– Никак. Кстати, знаешь полицейского по имени Эдмунд Эксли? Высокий, в таких симпатичных очечках. Сын Престона Эксли.
Как же! Очкарик Эдди Эксли, герой с шилом в заднице.
– Шапочно знакомы.
– Такой милый, правда? Я с ним познакомилась вчера на вечере у его отца.
– Папенькины сынки – не моя специальность. Зато знаю я одного очень приличного человека, который серьезно тобой интересуется.
– Вот как? И кто это?
– Некто Эллис Лоу. Заместитель окружного прокурора. Джоан улыбается, затем вдруг хмурится.
– Я слышала, он член Ротари-клуба [20] . Еврей?
– Да, но это – с одной стороны. А с другой – он республиканец… и, вообще, далеко пойдет.
– Значит, ты его рекомендуешь?
– Уверяю тебя, не пожалеешь.
Джоан рассеянно трогает еловую ветку, и хлопья искусственного снега валятся на землю.
– Ладно. Скажи ему, чтобы мне позвонил. Передай, что в ближайшие дни у меня все заняты – а дальше посмотрим.
– Спасибо, Джоани.
– Вам спасибо, господин Купидон. Ой, кажется, папа машет мне рукой. Пока, Джеки!
И Джоан упорхнула. Джек смотрел ей вслед; мужественно-роковая манера поведения в стиле Боба Митчума, ну, может быть, чуть помягче, – это то, что нужно. Вдруг сзади послышался мягкий голос:
– Здравствуйте, мистер Винсеннс.
Джек обернулся. Карен Морроу – в зеленом коктейль-ном платье, плечи осыпаны жемчужинами дождя. В последнюю их встречу она – нескладная, несоразмерно вытянувшаяся девчонка-подросток – исподлобья пробурчала «спасибо» полицейскому, уберегшему ее от большой беды. И четыре года спустя Карен была высокой, даже, пожалуй, слишком высокой – но нескладной ее уже никто бы не назвал.
– Карен! Бог ты мой, я вас и не сразу узнал! Карен улыбается.
– Сказал бы, что вы стали настоящей красавицей, – продолжает Джек, – только вы это наверняка уже слышали.
– От вас – нет.
~ Как вам колледж? – смеясь, спрашивает он.
– Долго рассказывать. Сейчас не буду – я совсем закоченела. Говорила же папе, чтобы устроил вечеринку в доме! Хоть я и провела четыре года в Англии, а к холодам так и не привыкла. Кстати, я приготовила для вас благодарственную речь. Не хотите пойти со мной покормить соседских котов?
– Я здесь на службе.
– То-то, я смотрю, вовсю болтаете с моей сестрой!
– Меня просил с ней поговорить один приятель. Он к ней неравнодушен.
– Бедный! Точнее, бедная Джоани. Но, черт возьми, я вообще-то хотела…
– Ладно, Карен. Пойдемте покормим ваших котов. Карен улыбается и трогается с места, соблазнительно покачиваясь на высоких каблуках. Они не проходят и полпути, когда сверкает молния, гремит гром, с неба низвергается поток воды – Карен сбрасывает туфли и бежит по дорожке босиком, а Джек, едва сдерживая смех, – за ней. Нагоняет ее уже у порога.
Карен открывает дверь. В прихожей горит свет. Джек смотрит на девушку: она поеживается, руки покрылись «гусиной кожей». Карен встряхивает головой – с волос летят капли.