– В смысле? О ком это? Динамики включены.
– Например, о Лерое и Тайроне.
– Ну да, иногда и о них тоже. Чего таким тормозам жить?
Динамики выключены.
– Рэй, где дробовики, из которых вы стреляли в Гриффит-парке?
– Они… Да не знаю я ни про какие дробовики!
– А где «меркури» сорок девятого года?
– Я его… В надежном месте.
– Давай, Рэй, выкладывай, не стесняйся. Где «меркури»? Ведь за такой классной тачкой нужен глаз да глаз!
– Я ж сказал, в надежном месте!
Эд хлопает обеими ладонями по столу.
– Ты его продал? Утопил? Рэй, эта машина фигурирует в уголовном деле, не думаешь же ты…
– Каком еще деле? Я в уголовшине не замешан!
– Черта лысого! Где тачка?
– Не скажу!
– Где стволы?
– Не… не знаю!
– Где тачка?
– Не скажу!
Эд грохает кулаком по столу.
– Почему, Рэй? Почему ты избавился от машины? Спрятал в багажнике стволы и резиновые перчатки? Сумоочки, бумажники? А на обивке пятна крови? Слушай меня, ты, тупой говнюк, я твою шкуру спасаю! Дружкам твоим ничего не грозит, они несовершеннолетние, а вот тебе светит газовая камера, потому что кого-то по этому делу непременно прищучат, и ты…
– Да что за дело, не понимаю!
Эд шумно вздыхает.
– Хорошо, Рэй, давай сменим тему.
Коутс закуривает новую сигарету.
– Не нравятся мне эти темы.
– Рэй, зачем ты сегодня в семь утра жег одежду?
– Чего? – Коутс явственно вздрагивает.
– Того. Тебя, Лероя и Тайрона арестовали сегодня утром. Вчерашних шмоток при вас не нашли. Менеджер мотеля видел, как ты около семи утра жег одежду. Тачку, на которой вы с Лероем и Тайроном разъезжали прошлой ночью, ты куда-то спрятал. Картина хреновая, Рэй. Так что советую рассказать мне что-нибудь такое, чтобы я передал это окружному прокурору, и чтоб он сказал (а я бы подтвердил): «Да, Рэй Коутс – хороший малый, не чета этим подонкам-пидорам, дружкам его». Говори, Рэй.
– Да чего говорить-то? Не знаю, что за хрень вы на меня вешаете. Я ничего не делал.
Эд включает оба динамика.
– Ну вот, ты уже много наговорил про Лероя и Тайрона. Сказал, например, что они наркоманы. Не хочешь рассказать, где они берут наркоту?
Коутс смотрит в пол.
– Новый окружной прокурор, – продолжает Эд, – наркодилеров ненавидит. А с Джеком Винсеннсом. грозой наркоманов, ты уже и сам встречался.
– Псих стебанутый!
– Это точно, у Джека не все дома, – смеется Эд. – На мой взгляд, глупо сажать за наркотики. Если какой-то ненормальный хочет себя убить таким образом, почему бы и нет? В конце концов, у нас свободная страна. Но Джек думает иначе. И окружной прокурор тоже. Они, кстати, друзья – водой не разольешь. Расскажи мне что-нибудь, Рэй. Что-нибудь такое, что понравится прокурору.
Коутс манит его пальцем поближе. Эд выключает динамики и пододвигается к нему.
– Роланд Наваретте, живет на Банкер-Хилл. Держит блатхату для тех, кто винта из тюряги нарезал. Торгует «красными дьяволами» [26] . И клал я на прокурора, просто не хочу, чтобы Тайрон, говно, на меня свою вонючую пасть разевал.
Эд включает динамики.
– Хорошо, Рэй. Ты рассказал, что барбитураты Лерою и Тайрону поставляет Роланд Наваретте. Для начала неплохо. Но еще, Рэй, я вижу, что ты насмерть перепуган. Я сказал, что тебе грозит газовая камера, а ты даже не спросил, за что. Рэй, у тебя на лбу большими буквами написано: «Виновен».
Коутс молчит, хрустя пальцами, взгляд его здорового глаза беспокойно мечется по комнате. Эд выключает передатчик.
– Ладно, Рэй, давай сменим тему.
– Ну чё, может, о бейсболе поговорим, гребанный в рот?
– Нет, лучше о бабах. Ты с кем-то спал прошлой ночью? Или вылил на себя ведро духов, чтобы обойти парафиновый тест?
Коутс молчит. Его колотит крупная дрожь. Так обычно ломает наркоманов.
– Где ты был вчера в три часа ночи? – спрашивает Эд.
Коутс дрожит все сильнее.
– Нервишки шалят, Сахарок? Так что там с духами и Женщинами? Даже у такого говнюка, как ты, должны быть Женщины, которых он любит. У тебя есть мать? Сестры?
– Слово о моей матери скажешь – изувечу!
– Рэй, если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты защищаешь честь какой-нибудь красотки. Ну, типа она – твое алиби, и все это время вы провели вместе. Но я тебя знаю, и мне трудно в это поверить. Тем более что от Тайрона и Лероя воняет теми же самыми духами. И пахнет все это групповухой. И сдается мне, что в колонии вы узнали о том, что такое парафиновый тест и как его обойти, и сдается также, что какие-то остатки совести у тебя еще сохранились, и тебе тяжело вспоминать о том, как ты убил трех ни в чем не повинных женщин…
– НИКОГО Я НЕ УБИВАЛ! Эд достает утренний «Геральд».
– Пэтти Чезимард, Донна Де Лука и еще одна, неопознанная. Почитай, пока я передохну. А потом я вернусь, и ты получишь шанс заключить сделку, которая, может быть, спасет тебе жизнь.
Коутс трясется так, что едва не падает со стула. От него разит потом. Эд швыряет газету ему в лицо и выходит.
В холле его ждут Тад Грин и Дадли Смит, в стороне стоит Бад Уайт.
– Смотритель парка их опознал, – говорит Грин, – это те самые. А ты был великолепен.
Эд чувствует запах собственного пота.
– Сэр, на упоминании о женщинах Коутс готов был сломаться. Я это почувствовал.
– Я тоже. Продолжай разрабатывать эту тему.
– Нашли машину или оружие?
– Нет. Но найдем. Ребята из 77-го участка сейчас трясут их родственников и друзей.
– Следующим я хотел бы обработать Джонса. Можете кое-что для меня сделать?
– Что именно?
– Подготовьте Фонтейна. Снимите с него наручники и дайте утреннюю газету.
Грин указывает на окно в комнату № 3.
– Этот скоро расколется. Уже в штаны наложил. Тайрон Джонс всхлипывает, сжавшись в комок, на полу у ножек его стула – лужа мочи. Эд отворачивается.
– Сэр, не мог бы лейтенант Смит громко и внятно прочитать в его динамик статью из утренней газеты? Особенно подчеркнуть абзац о машине, которую видели возле «Ночной совы». Я хочу, чтобы этот парень дозрел.