Слышать такое было приятно. Эрмину не нужно было принуждать к игре в шахматы в первой половине ночи, а во второй – читать что-нибудь из поэзии Вуатюра, которая обычно навевала сон на госпожу. Не впала она в истерику и когда услышала шум, ближе к полуночи устроенный некими приверженцами каббалы, явившимися на улицу Сен-Тома-дю-Лувр и затем подсунувшие под дверь дома Шеврезов записку, которую Марии принесли вместе с завтраком.
«Вас ждет немилость, а может, и Бастилия, – говорилось в записке. – В любом случае ваша смерть близка. Если она не наступит от руки палача, мы, не боясь последствий, займемся этим сами. МЫ – это те, кто никогда не простит вам смерти де Шале».
Угроза подействовала – Мария лишилась чувств. Время притупило чувство страха перед этим неизвестным врагом, однажды уже пытавшимся убить ее на Вержерской дороге. А она-то наивно полагала, что он или забыл о ней, или сам отошел в мир иной. Но она ошиблась, и он объявился вновь в тот самый момент, когда судьба загнала ее в капкан неопределенности.
С возвращением сознания на Марию напал такой страх, что она приказала Эрмине срочно готовить дорожные сундуки и позвать Перана.
– Может случиться, что я буду вынуждена уехать довольно далеко. Возьми на себя всю необходимую подготовку.
– Далеко – это куда? – осведомился кучер, не теряя при этом своей привычной невозмутимости.
– В Нидерланды или в Англию. Откуда мне знать? – вспылила она. – Скорее в Англию. Там безопаснее…
«Да и к Холланду ближе», – подумала она. Все последние дни вспоминала Мария о нем. Желание увидеть его глухо билось в ней, а теперь, близкая к панике, она и вовсе не могла с собой совладать. Наличие у него любовницы мало что меняло для Марии. Она была уверена, что отнимет его у любой женщины и вернет себе. И потом, рядом с королем Карлом, со стороны которого никогда не было к ней недостатка внимания, она будет защищена лучше, чем где бы то ни было…
Покинув постель в то время, как камеристки собирали и укладывали дорожные сумки, растерянная и испуганная, Мария потребовала принести ей шкатулки с драгоценностями и расставила их перед собой, желая убедиться, что все в целости и сохранности лежит на своих местах. Отсутствовал только сапфировый гарнитур, отданный личному ювелиру на переделку. Решив, что украшение к спешному отъезду не будет готово, она смирилась с необходимостью его перепоручения заботам супруга. Потом проверила, чем располагала в денежной наличности.
Никогда прежде не знала она за собой подобной нервозности. Эрмина, не поняв причин такого поведения, пробовала успокоить хозяйку и интересовалась, зачем же так торопиться, если нет никаких известий от мсье герцога. Мария резко ее оборвала.
– Я знаю, что делаю, черт побери! – взвизгнула она. – Здесь я подвергаюсь опасности, так что не стоит ждать, когда придет беда. Этой ночью мы отправляемся в Нормандию… Если ты отказываешься сопровождать меня, можешь оставаться!
– Боже мой, ну что я такого сделала? Просто, как мне кажется, было бы правильным, принимая столь важное решение, поставить об этом в известность его высокопреосвященство. Поскольку он рядом с Его Величеством, вам не приходится сомневаться…
– Как-то раз он уже оставил без протеста мое осуждение на изгнание. И даже принял участие в его исполнении. Я предпочитаю прислушиваться к своей интуиции, а интуиция советует мне перебираться за море.
Ничто не могло заставить ее отступиться от своего решения. Так что вошедший в конце дня в перевернутый вверх дном собственный дом герцог де Шеврез увидел во дворе заложенный в дорогу экипаж супруги, а ее саму встретил на лестнице.
– Куда вы собрались? – удивился он. – Возвращаетесь в Дампьер? Но почему?!
– Нет! Я покидаю королевство. Там, наверху, вы найдете письмо.
– Что вы делаете? Вы уезжаете в тот самый момент, когда королева нуждается в вас, как никогда. Я категорически запрещаю вам это!
– Вы мне запрещаете? – проговорила Мария, опешив перед этим неожиданным проявлением супружеской власти. – Вот это новость!
– Я вынужден проявить твердость, поскольку вы совершаете глупость.
– Глупость? – зло переспросила Мария. – То, что я пытаюсь спастись от мести королевы-матери и чьей-то еще? Медичи дьявольски мстительна, и у нее не бывает осечек. Какая участь уготована кардиналу?
– Кардиналу? Он теперь могуществен, как никогда: король только что придал землям Ришелье статус герцогства-пэрства. И громогласно объявил, что всякий посягнувший на него оскорбит и корону.
Новость была настолько ошеломляющая, что у Марии подкосились ноги и она рухнула на ступени лестницы.
– Это невозможно! – выдохнула она. – Как же это все произошло?
– Очень даже просто: Его Величество и его высокопреосвященство имели продолжительную беседу наедине. Когда беседа закончилась, король отправил гонца в Париж за мсье Марьяком. Тот примчался распухший от счастья, полагая, что его собираются назначить на место кардинала. Но вскоре он был разочарован: король вначале попросил его вернуть печати, ключ от которых, как вам известно, тот всегда носил у себя на шее» а затем вручил ему декрет об аресте с препровождением в башню замка де Шатодон. Тем временем взвод мушкетеров направился в Пьемонт для вручения маршалу Шомбергу приказа взять под стражу маршала – брата Марьяка и доставить его во Францию с тем, чтобы судить. Только не могли бы мы в иной обстановке продолжить этот разговор? Я мчался домой сломя голову, умираю от голода и жажды, а вы держите меня на лестнице!
Ни слова не говоря, герцогиня встала и поднялась к себе, а уже там громко распорядилась, чтобы накрывали на стол и побыстрее накормили хозяина. Сама она уже отужинала.
Чуть погодя, сняв с себя дорожные одежды и облачившись в девственно-белое домашнее платье чистейшей шерсти, она устроилась напротив мужа, занятого поглощением обильного ужина.
– Это все, что вам известно? Королева-мать…
– ..несомненно, уже осведомлена, и по Люксембургскому дворцу эхо, должно быть, теперь разносит ее проклятия…
Клод на минуту прервался, чтобы наполнить вином бокал жены.
– Возьмите и выпейте! За то, о чем я вам сообщу и что может оказаться важным для вас.
Заинтригованная, Мария послушалась. Муж поглощал ужин поспешно. Лицо его, хотя и раскрасневшееся, еще хранило следы суровости.
– Мадам дю Фаржи изгнана из дворца, как, впрочем, и горничная королевы мадам Берто и ее дочь, малютка Франсуаз, – обе долгое время жили в Испании. Посол Мирабель и его супруга отныне не будут допущены ко двору, разве что только для официальных аудиенций. За исключением Эстефании все испанские дамы должны покинуть пределы…
– Господи! Говорили же, что кардинал велик в мести!
– Это не кардинал, это сам король принимал решения: он самолично устроил чистку…
– Он может, я не сомневаюсь, только в этом я и для себя не вижу ничего хорошего.