Вид мрачных стен, промозглой английской весны, окрестных скал и бескрайнего моря не приводил Марию в восторг. Порой она теряла самообладание, но Шарлотта, достойная дочь своей матери, грустила меньше. Ради развлечения она соблазнила одного из офицеров замка.
Периоды уныния сменялись у герцогини всплесками активности, и она снова занимала себя планами и прожектами. Через возлюбленного Шарлотты ей стало известно, что в этой Богом забытой стране все еще находится посол Испании, готовый напомнить о ней своему королю. Мария, воспользовавшись услугами влюбленного офицера, передала письмо послу для короля, в нем был крик о помощи и просьба содействовать ее отъезду в Голландию. Марии повезло: дипломат сумел получить разрешение для обеих женщин покинуть Англию, ставшую для них на целых четыре месяца тюрьмой.
Покидали замок мать и дочь, полные надежд, прекрасным солнечным утром. Было лето, и море было спокойно. Большое рыбацкое судно доставило их в Дюнкерк, откуда они перебрались в Льеж, в те времена независимое княжество, отсюда Мария вопреки здравому смыслу надеялась возобновить переписку с королевой. Она написала одно за другим три письма. В ответ – ничего. Более того, Мария заметила, что за их домом установлена слежка.
– Мы не можем тут жить, матушка, – сказала ей однажды Шарлотта. – Здесь мы такие же заключенные, как и в Уайте, с той лишь разницей, что здесь мы рискуем быть схваченными агентами кардинала и никто не придет нам на помощь. А герцог, должно быть, думает, что, оказав кардиналу подобную услугу, сможет помахать ручкой своим неприятностям.
Даже если кардиналу и не было до них дела, нельзя было полагаться лишь на счастливый случай. Как бы там ни было, но благодаря посредничеству все того же посла Испания протянула ей, как одной из последних изгнанниц, свою руку.
Успокоенная Мария отправилась в Брюссель. Поселилась она в том же доме около Гранд-Пляс, в ее честь был дан изящный прием у эрцгерцога Леопольда, бывшего тогда наместником Нидерландов. Мария встретилась снова с некоторыми из прежде обретенных здесь друзей, но очень скоро поняла, что город стал совсем иным: висевшая над ним долгие годы, которым не было видно конца, тяжкая атмосфера постоянных войн и распрей, как и продолжавшееся испанское владычество, сделала его закрытым и тоскливым. Принц Конде совсем недавно одержал в Баварии победу под Нердлингеном, и его войска шли на Фландрию. Многие семьи подсчитывали своих убитых.
Без колебаний Мария согласилась на предложение эрцгерцога поступить на службу к Габсбургам, имевшим испанские и австрийские корни. Ведь она была известна не только как интриганка и даже авантюристка, но и как жена одного из влиятельных вельмож, крепко удерживающего свое место при королевском дворе Франции, оставаясь неизменно преданным своему королю. В будущем это обстоятельство могло сулить некоторые выгоды. Ее также представили некоему графу де Сен-Ибаль – д'Эскару де Сен-Бонне, – который являлся основным координатором всего заговора, направленного на устранение Мазарини. Эрцгерцог Леопольд ввел ее в круг иммигрантов. И не замедлил войти в самую тесную связь с ней самой.
Мужчиной он был смелым и привлекательным, но подверженным резким сменам настроения, – будучи искренне веселым, мог тут же впасть в черную меланхолию. Он приходился к тому же кузеном злейшему врагу Мазарини, коадъютору Парижского епископа де Гонди, и в известной степени был доверенным лицом династии Конде. Это последнее обстоятельство было довольно странным, учитывая победы принца Конде против испанцев и итальянских дожей. Все вместе они состряпали безумный план: Мария получает в помощь герцога д'Эпернона, людей из Ла-Рошели и гугенотов, которых приведет с собой родившийся уже после смерти герцога – своего необузданного отца – Танкред де Роан. Его решено-было поставить во главе единоверцев. Испанцы занимают Жиронду, а Сен-Ибаль сдает Мюнстер герцогу де Лонгвилю. В итоге – полное смешение мнений и интересов, практически несовместимых, в общность которых, казалось, все поверили. Но Марию все больше и больше снедает ностальгия по родине, и она пишет мужу, чтобы он приехал за ней. Несмотря на размолвки и судебные разбирательства, она чувствовала, она знала, что он не переставал ее любить.
Однако в Париже о Марии часто вспоминал совсем другой мужчина. То был не супруг, хотя Клод де Шеврез и предпринял несколько попыток ее реабилитации, а коадъютор де Гонди, отводивший Марии роль факела, способного поджечь фитиль заряда, который он готовился заложить под Мазарини. Де Гонди прислал к ней одного из своих друзей с конкретным поручением: обольстить, стать ее любовником и таким образом накрепко привязать Марию к их делу. Звали его маркиз Жоффруа де Лэг и барон дю Плесси-Патэ, в прошлом капитан французской гвардии, оставивший свой пост по личным причинам.
Его представили Марии, та сочла его посредственным. Может, оттого, что она все еще была в плену обаяния демонического Сен-Ибаля. Хотя это был красивый мужчина тридцати четырех лет, высокого роста и крепкого телосложения. Надменное округлое лицо с чуть вздернутым носом обрамляли вьющиеся светлые волосы, взгляд карих глаз был властным и внимательным.
Он немедленно этаким завоевателем ринулся обольщать Марию, но лишь вывел ее из себя. Она сразу дала ему это понять.
– Мне приятно, мсье, что вы обо мне столь лестного мнения и что желаете, как бы поделикатнее сказать, услужить мне всеми имеющимися у вас средствами. Но, помимо тех новостей, что я жду от вас, поскольку вы приехали из Парижа, я не вижу, чем бы вы могли быть мне интересны.
– Мне больно это слышать, герцогиня, а мне так хотелось вам понравиться, – ответил маркиз де Лэг, пощипывая ус.
– С чего бы это?
– А что вас удивляет? Вы давно мне нравитесь!
– А вот это удивительно, поскольку я что-то не припомню, чтобы я вас когда-нибудь прежде видела. Рассказывайте ваши новости.
Новости оказались важными. Желая продолжать политику Ришелье, но, не имея для того достаточных средств, Мазарини и Анна Австрийская положили Париж на лопатки, в особенности парламент, который стал вести себя независимо и хотя являлся всего лишь Верховным судом, но упразднил должности интендантов и снизил подати. Напуганная тем, что творилось в Англии, где король едва не потерял корону, Анна и кардинал заняли выжидательную позицию. Воспрянув духом, высшее дворянство объединилось, противясь новым поборам. Поддержанный парижским людом, инстинктивно ненавидевшим Мазарини, парламент дерзнул приняться за реформирование королевства, с чем регентша согласиться не могла. Королева приказала арестовать одного из самых ярых членов Совета – Брусселя. За одну ночь Париж покрылся баррикадами, заперев королеву, маленького короля и Мазарини в Пале-Рояле…
Зачарованная Мария слушала во все уши. Неужели сбудутся ее мечты и сам народ свергнет ненавистного Мазарини, осмелившегося занять около королевы ее место?! Словно театральный занавес, тяжелые тучи, скрывавшие будущее, стали медленно подниматься вверх.
– Скажите мне, маркиз, вы ведь говорите о революции?
– Не совсем, мадам герцогиня. Скажем, бунт, правда, обретший свое название – Фронда!