Конечно, он может вызвать подкрепление, да только разве он имеет на это право, учитывая то, что случилось на Лете? Он потеряет уважение тех, кто до сих пор ему верен. Недоброжелатели начнут шептаться, что ему противопоказано командовать и нельзя ничего поручить. Нет, если он вызовет подкрепление, карьере конец.
Меннус стоял, отрешившись от происходящего. Дождь барабанил по доспехам, попадая в невидимые трещины. Холодные капли бежали по спине. Перчатки задубели от крови. Ханнн понимал, что случившееся на Лете повторяется. Ситуация вышла из-под контроля, а он не знает, что следует предпринять. Его кхагггуны погибнут, на этот раз не уцелеет и он. И если честно, то ему и не хотелось. Стоит вспомнить, как он жил после Леты, чтобы понять, что лучше было бы умереть вместе со своим отрядом. На Кундалу вернулась лишь оболочка, робот, который ходил, разговаривал, ел и убивал. Конечно, убивал он хорошо, так ведь тому, кто уже умер, нечего терять. Ради чего он жил? Только ради Иина. А теперь не стало и его. Сейчас, стоя под дождем рядом с телами погибших, Ханнн понимал, как ему осточертела эта жизнь! Как кто-то может улыбаться? Чему-то радоваться? Непонятная штука эта жизнь, вот со смертью все гораздо яснее.
Меннус встряхнулся. Разве этому учил его брат? Самоанализ вызывает жалость к самому себе, а кхагггуну это просто противопоказано. Тот, у кого твердая рука и сильный дух, не станет копаться в собственной душе. Командир отряда накинул на плечи шкуру снежной рыси и сразу же почувствовал приятное тепло — густой мех не пропускал ни ветра, ни влаги. Ханнн приказал отрядным дэйрусам заняться телами и назначил новых дозорных. На этот раз группы пойдут навстречу друг другу, а два снайпера будут прикрывать их с вершин деревьев..
— Мы найдем тех, кто это сделал, — заявил он, и посиневшие губы расплылись в зловещей ухмылке. — Мы найдем их, вот увидите!
Черные платки полетели на землю, и Меннус растоптал их каблуками.
— Корруши называют это место невырытой могилой, — проговорил Сорннн.
Он и перв-капитан Квенн спустились в пыточные камеры. Эта часть пещер под регентским дворцом навсегда пропахла смертью и страхом. Повсюду засохшая кровь, фекалии и насекомые, белые от недостатка света.
— Здесь нужно провести дезинфекцию, — подавленно проговорил Квенн.
Они с ужасом смотрели на то, что осталось от трех адмиралов в результате чудовищных пыток братьев Меннусов.
— Что же мы ему скажем? — спросил Квенн, имея в виду Ардуса Пнина.
Сорннн поднял тяжелое железное орудие, назначение которого было неизвестно никому, за исключением Меннусов.
— Правду. Он всегда предпочитает правду.
— Даже горькую?
Сорннн опустил тяжелое, покрытое кровью, обломками костей и засохшей слизью пыточное орудие на пол.
— Особенно горькую, — ответил прим-агент, вглядываясь в невидящие глаза, торчащие кости, обнаженные органы — в страшную книгу страданий и пыток. — Не знаю, как вам, а вот мне срочно нужно на свежий воздух.
Они быстро поднялись по старым ступеням, и Квенн приказал охранникам уничтожить останки и вычистить камеры. Старясь не привлекать внимание тех, кто ревностно выполнял приказы регента, перв-капитан вывел Сорннна через черный ход в дворцовый сад.
Темно-серое небо прижималось к земле, погода больше напоминала зиму, чем осень. Сорннн и Квенн шагали мимо аккуратно постриженных сэсаловых деревьев. СаТррэн дышал полной грудью, чтобы скорее избавиться от страшного запаха смерти. Он даже остановился, желая насладиться ароматом апельсиновой сладости.
Квенн наблюдал за тем, как справляются со своими обязанностями хааар-кэуты. Похоже, офицер любил точность и аккуратность во всем.
— Почему вы назвали камеры невырытой могилой?
— Когда корруши захватывают пленника, они его пытают, но никогда не хоронят. Тело просто бросают посреди степи. Говорят, в таком случае дух умершего не обретает покой.
— Думаю, мне бы понравились корруши, — улыбнулся Квенн.
— У них принято говорить то, что думаешь. Легко понять, кто друг, а кто враг.
— Совсем не как здесь. — Над головой собеседника пролетел военный звездолет, и пилот сделал небольшой вираж, приветствуя Квенна. — Молодой регент — такая же загадка, как и его отец.
— Они оба Стогггулы, — заметил Сорннн.
— Вот именно. Интересно, почему гэргоны решили назначить регентами их?
— Разве нам дано постичь истинные мотивы гэргонов?
Они шли по саду, стараясь привести в порядок мысли. Покрытые свежей листвой сэсаловые деревья закрывали хмурое небо. В саду стояла мертвая тишина. Неприятная погода!
— Например, сейчас никто не знает, где регент, — сказал Квенн, продолжая думать о своем.
— Такое с ним раньше случалось?
— Довольно часто. У него полно секретов. И от одного из них зависит моя карьера.
Сорннн остановился, разглядывая порфировый фонтан.
— Кажется, вам можно не волноваться за свою карьеру.
— Вы не знаете регента так хорошо, как я. Ему нравится играть с чужими судьбами. Взять хотя бы его отношение к сестре!
— К сестре? К Оратттони?
— Нет, к другой, к Маретэн.
— А что с Маретэн? — заикаясь, спросил Сорннн.
— Она считалась пропавшей, и регент поручил мне ее найти. Я нашел. А теперь он не желает ничего делать, даже слушать не желает…
Сердца Сорннна бешено забились.
— Подождите! — В душе прим-агента вспыхнуло пламя надежды. — Так вы ее нашли?
— Конечно, нашел, — проговорил Квенн, понизив голос до шепота, хотя подслушать их могли лишь порфировые фонтаны. — Только представьте себе, она вступила в движение Сопротивления!
— Я слышал… — прерывающимся голосом проговорил Сорннн, — я слышал, что она погибла.
— Нет, вовсе нет. Мой информатор видел ее собственными глазами.
Ва тарабиби! Любимая! У Сорннна подкосились ноги, из глаз потекли слезы.
— Где? — Его голос больше походил на карканье.
— В западном округе. Около Слезного хребта.
— Не верю.
— Мой информатор тоже не мог поверить, пока не увидел ее в бою. Говорит, она абсолютно бесстрашна! Представляете, тускугггун! — Квенн вопросительно взглянул на Сорннна, который засмеялся так, что выступили слезы.
Вид был просто захватывающий. С седловины, круто вздымающейся в лазурное небо, можно было рассмотреть гору Кунлунг. Хотя ее и окружали высочайшие пики Дьенн Марра, она все равно возвышалась над всеми. Ее вершину и склоны нещадно хлестали и разрушали ледяной ветер и метели, однако гора по-прежнему оставалась ослепительно белой, белее, чем старая кость. Впрочем, тут и там Риана, впервые попавшая в это волшебное царство, замечала вкрапления синевы такой же чистой, как берилловое небо.