Подождав, пока гостю станет лучше, Тонг продолжал:
— Насколько я знаю, их отряд подставили. — Он взял из его рук пустой бокал и собрался налить еще нумааадиса, но Сорннн покачал головой. — Бойцы пошли прямо в ловушку.
СаТррэну показалось, что его сердца остановились.
— Хоть кто-нибудь наверняка выжил, — проговорил он сдавленным голосом.
— Никого из них больше не видели. Кстати, конвой тоже исчез. Хоть слабое, да утешение. — Глаза Тонга стали очень грустными. — Могу я чем-нибудь тебе помочь?
Прим-агент покачал головой. Сладкий бальзам шока на мгновение одурманил его сознание, загораживая от происходящего. Вот он танцует с Маретэн, а она делится с ним самым сокровенным. Никогда больше он не прикоснется к ней, не услышит ее голос. Никогда в жизни! Грустные мысли пробудили его от сна, из глаз покатились слезы.
Сорннн решительно поднялся, и Тонг едва успел взять щенка на руки.
— Мне пора. — Прим-агент ощущал странную легкость и пустоту, будто знал, что сейчас проснется и все происходящее окажется кошмарным сном.
— Клах! — Это было самое грязное из краэльских ругательств, грубое звучание которого идеально соответствовало его значению. — Никуда ты не пойдешь, пока не придешь в себя.
Сорннн знал, что никогда не придет в себя. Нервы были на пределе. Смотреть в сочувствующие глаза друга, понимавшего, как он страдает, было невозможно.
Чтобы хоть как-то забыться, СаТррэн решил посвятить всего себя деятельности прим-агента. Но ему казалось, что он со стороны наблюдает за жизнью другого в’орнна, жизнью насквозь фальшивой, бессмысленной и ничтожной. Сорннн просто не видел будущего без Маретэн. Густая пелена отделила его от окружающего мира — ничего не чувствуя, он по инерции выполнял обязанности словно автомат. Сорннн смотрел в зеркало и не узнавал свое лицо. Ночью он бесцельно бродил по улицам и даже хлестал себя по щекам, чтобы убедиться, что еще жив. Днем прим-агента осаждали сладкоголосые представители баскирских Консорциумов, без умолку трещавшие о растущей несознательности кундалиан, необходимости дешевой рабочей силы в За Хара-ате, возможном участии в его восстановлении, легочной инфекции в лортановых шахтах, своем негодовании по поводу гегемонии Ашеров, их монополии в торговле саламуууном и вместе со Стогггулами и СаТррэнами — о строительстве За Хара-ата. Основной смысл их выступлений был ясен даже подавленному Сорннну — живейшее любопытство и интерес ко всему, что связано с За Хара-атом. Казалось, все Консорциумы желают участвовать в восстановлении древней крепости. Проект обещал стать прибыльным, и Сорннн не мог вспомнить подобного оживления среди торговцев. Баскиры суетились, словно тускугггун перед званым обедом. И при мысли о том, во что превратит коррушские степи их предприимчивость, прим-агенту хотелось закричать.
Все эти мысли Сорннн тщательно скрывал. Со стороны казалось, что он вежливо улыбается, выслушивает аргументы и вносит необходимые поправки. Прим-агент тонул в водовороте лингвистики, семантики, логики, прецедентов, эмоционального давления ради благоприятного исхода дела. Крики, брань, голоса — звенящие от злости или вкрадчиво приглушенные. Лица слились в размытое траурное пятно, которое превратилось в пульсирующую боль. Вот Сорннн уже не в силах разлепить глаз, на виске пульсирует жилка, и его ведут к геноматекку. «Кажется, я умираю, — подумал прим-агент и стал ждать смерти. — Так будет лучше».
Маретэн погибла, и виноват в этом он, Сорннн. Это он ввел ее в свой секретный мир, ведь ему так хотелось делить с ней все. Ну почему он не смог держать дистанцию? Сорннн был не в силах отстраниться от нее, как от всех остальных. Хотелось доверять Маретэн, он думал, что ничего страшного не случится, и вот за его самоуверенность поплатилась любимая.
После тридцати минут бессмысленных анализов и осмотра геноматекк заявил, что с прим-агентом все в порядке. Естественно, его тело абсолютно здорово. Сорннн знал, отчего умирает его дух, однако, не сказав ни слова, вернулся на заседание. Дух умирал от невосполнимой утраты, а утратой была Маретэн.
После очередного невыносимо длинного заседания, которое казалось совершенно бессмысленным, Сорннн просто не мог идти домой. Все напоминало ему о Маретэн. Поэтому он и решил зайти в ближайшее кафе, ничем не примечательное заведение под названием «Железный кулак». Угнетающий интерьер идеально соответствовал настроению прим-агента. В синеватом освещении его лицо, отраженное в мутных зеркалах, казалось бледным, как у мертвеца. Что ж, как нельзя кстати. СаТррэн заметил, что большинство посетителей — мрачные кхагггуны из близлежащих казарм. Подходящая компания.
Усевшись за стойку бара, Сорннн решил выпить. После первого стаканчика ему стало хуже, он заказал еще и еще, а после четвертого прим-агент просто не смог встать и уйти.
— Реккк, кажется, она умирает, — проговорила Джийан. Она держала на руках Перрнодт, лицо дзуоко было бледным, как сугроб за окном. — Я спасла ее от кси-вируса, но она… она снова угасает. Не могу понять, что именно ее убивает, — не помогает ни одно заклинание.
Наватир, Джийан и конара Инггрес сидели в лазарете монастыря. За окнами брезжил сероватый свет, возвещающий, что горный хребет, на котором находился монастырь, снова окутал туман. Мгла была такой густой, что полностью поглощала огни деревеньки Каменный Рубеж. Невозможно было разглядеть даже верхушки девяти минаретов.
— Может быть, я смогу ей помочь, — сказал Наватир. Сняв мантию, он укрыл ею Перрнодт. Все трое с удивлением наблюдали, как мантия обволакивает тело дзуоко. Концы одеяния затрепетали, как парус на ветру. Перрнодт пошевелилась.
— Реккк, что происходит?
— Я еще не разобрался в свойствах мантии, — признался Наватир. — Единственное, что я знаю, — она состоит из материала, которого нет на Кундале. Мантию соткали драконы, вложив в нее часть своей силы и воли. Это и оружие, и средство обороны, хотя я еще толком не понимаю, как ее использовать. — Реккк аккуратно взял Перрнодт из рук Джийан и положил на кровать. — Тем не менее мне кажется, что мантия ей поможет. — Он взглянул на конару Инггрес. — Пожалуйста, приставьте к ней одну из ваших рамахан. Наверное, нам придется оставить ее здесь. Перрнодт нужно поправиться и набраться сил.
— Что это? — спросила Маретэн Стогггул, поднося к носу блестящий коричневый кубик.
— Тушеный корень горечавки, — смеясь, ответила Майя. — Готова поспорить, ты никогда не пробовала настоящую кундалианскую еду. — Девушка зачерпнула из небольшого котелка, висящего над костром, и положила немного горечавки на почерневшую деревянную тарелку. — Попробуй, на вкус она лучше, чем на запах.
Длинноногая красавица Маретэн, в которой сочетались холодный расчет и обжигающая чувственность, откусила кусочек и удивилась. Майя была права — клубни оказались мягкими, а тушение придало им нежный сливочный вкус.
— Неплохо, — похвалила Маретэн. И рассмеялась вместе с Майей.