— Он с моим дедом, которого я пытаюсь найти. Он посещал дедушку в приюте престарелых в Роллинг-Хиллсе. Вы знаете, это примерно в шести километрах...
Священник кивнул. Казалось, он колебался.
— Очень хорошо. Я скажу вам то же, что сказал тому другому человеку. Я знаю всех францисканских священников в штате и совершенно определенно могу сказать вам, что в нашем ордене нет отца Майкла, который соответствовал бы вашему описанию.
* * *
Когда они бежали к машине, Джулия поделилась плохой новостью:
— Может быть, этот отец Майкл не настоящий францисканец.
— Или, может быть, священник, с которым вы только что разговаривали, попросту ошибается. — Они сели в машину, и Сэм постарался быстро уехать оттуда. — Мы с этим разберемся. А пока мы первым делом должны позаботиться о себе. У меня есть с собой фальшивое удостоверение личности, и мы избавимся от этой машины. Затем мы найдем, где остановиться, чтобы можно было позвонить. Имеет смысл проверить другие католические церкви в округе. Сейчас все, что нам нужно, — это место...
— А Винс не узнает об этом вашем удостоверении?
Он усмехнулся:
— Это невозможно. Я получил его из частных источников. — Он украдкой посмотрел на нее. — В оперативной обстановке быстро понимаешь, что есть некоторые вещи, которые ты должен сам для себя сделать.
— Когда же вы мне расскажете, почему переключились на исследовательскую работу?
Он помолчал, удивленный ее проницательностью. И вдруг ему захотелось рассказать ей все.
— Дело было в женщине, которую я знал.
Он задумался, вспоминая. Старая боль захлестнула его, и он тотчас увидел мысленным взором Ирини, ее милое лицо феи с веснушками и изумрудными глазами. Он любил в ней все — от вьющихся рыжих волос до приятно пахнущей ложбинки на груди. Ее настроение было переменчиво, как погода, но смеялась она так заразительно, что тучи расходились на небе.
Он тряхнул головой, заставляя себя сказать правду:
— Я любил одну женщину... Ирини Баум. Она работала на восточногерманскую разведку, но перешла на нашу сторону. Это было перед самым падением Берлинской стены. Она вернулась в Восточный Берлин, чтобы вытащить для нас папки из штаб-квартиры Штази, и была убита во время беспорядков...
Ужасная жестокость происшедшего отразилась на его лице.
— Расскажите мне, что случилось, — тихо попросила Джулия.
Его длинные пальцы побелели, сжимая руль.
— Я знал, что она пойдет без меня. Но у меня была назначена встреча с важным агентом — офицером КГБ, которого я почти уже уговорил дезертировать. Он был очень нужен Компании. Поэтому я сказал ей, что скоро вернусь, и тогда мы пойдем вместе.
— Она не стала ждать.
Он небрежно мотнул головой:
— Да, не стала. В то время в Восточном Берлине образовывались и распадались многочисленные банды. Они били окна и искали дела и дома тех, кто хоть как-нибудь был связан с коммунистическим правительством. Было множество раненых, и каждый день убивали по несколько человек. И, конечно же, штаб-квартира Штази как магнитом притягивала все это. Все ненавидели шпионов Штази, и было за что. В эти последние несколько дней, а затем неделю спустя после того, как пала Стена, шум на улицах вокруг штаба Штази не затихал. Там орудовали банды, всюду были погромы. А наутро находили трупы. И именно туда отправилась Ирини.
Джулия разглядывала его и видела, что ему очень тяжело. Загорелая кожа, казалось, разом побледнела, а складка между бровей стала глубже чем обычно. Серые глаза горели от страсти и чувства вины, и ей захотелось протянуть руку и погладить его.
— Могу я попросить вас рассказать, что же с ней случилось?
Он сглотнул и бросил взгляд на нее. Зачем он начал рассказывать об Ирини после стольких лет? Он спрятал ее в укромном уголочке своего сердца и пообещал себе, что она будет там в безопасности, и никто не доберется до нее снова. Но теперь он все рассказывает Джулии, постороннему человеку.
— Сначала все было хорошо, — сказал он. — Тайные оперативные сотрудники слышали, что она выскользнула через один из боковых выходов штаб-квартиры Штази с двумя портфелями, набитыми документами. Но именно в этот момент банда напала на нее. Они избили ее, вырвали документы и...
Он остановился. Горло перехватило. Он вновь посмотрел на Джулию, ее глаза светились пониманием и сочувствием.
— Они изнасиловали ее. — Его голос прервался. — Еще и еще. Рана, от которой она умерла, была нанесена ножом. Затем они попытались сжечь ее тело. Ее нашли утром в ближайшей аллее.
Джулия глубоко вдохнула и вытерла глаза перебинтованными руками:
— Она перенесла такие мучения!
— Да.
— Мне жаль ее, — Джулия коснулась его щеки. — Правда, Сэм. Мне действительно очень жаль. Я знаю, каково терять кого-то, тем более, когда это случается из-за насилия... Это только усугубляет страдания. Вы, должно быть, чувствуете себя ужасно виноватым.
Он кивнул. Его губы были упрямо сжаты.
— Я знал, что это большой риск. Мне нужно было послать этого типа из КГБ подальше и отправиться с ней.
— Вы обвиняете себя. И именно поэтому вы расстались с оперативной работой и перешли в разведку?
— Я устал от оперативной работы. И больше не хотел иметь к ней отношения. Все это выглядело бессмысленно.
Его лицо посуровело.
— Но, может быть, вы сделали правильно, что ушли на встречу и доверили ей самой принимать решение. Может быть, это было как раз то, что ей нужно было сделать. А что, если бы вы пошли с ней и там погибли, а она осталась в живых? Или вы погибли бы вместе? Никто не мог управлять той ситуацией, не имея как минимум поддержки воинского подразделения, и если бы вы были там, то, возможно, только ухудшили бы ее положение. Мне кажется, что если она знала о риске, то сама выбрала его. У вас не было права отказывать ей в этом решении, так же, как и ей не следовало отказывать вам.
Он состроил гримасу:
— Может быть.
Она повернулась, прислонившись щекой к подголовнику, и серьезно посмотрела на него:
— Я знаю, что вы хотите меня защитить, и польщена этим. Но вы должны понять, что нельзя переносить свои ощущения, связанные с тем, что вы не все сделали для спасения Ирини, на других женщин. Вы сведете себя с ума и сделаете сумасшедшими нас. Если честно, то можно сказать, что описанная вами женщина вряд ли хотела, чтобы вы пошли с ней. Она была независимой, правильно? И держу пари, что именно это привлекало вас в ней. Так ведь? — Когда он не ответил, она ткнула его в предплечье: — Так, крутой парень?
Она увидела, как утолки его рта образуют некое подобие улыбки.
Эмоции разбередили Сэма, а голова, казалось, была переполнена мыслями и болью. Но было и что-то еще... странное ощущение освобождения. Он никогда и никому не рассказывал эту историю настолько полно, как только что рассказал Джулии. На мгновение он удивился тому, что вообще ему этого захотелось. Но затем понял, что держать подобные воспоминания в себе имело еще меньше смысла.