Лишь утром они смогли заговорить о кошмаре, которому были свидетелями, и тщательно просеять все подробности, пытаясь разобраться в произошедшем.
– Когда ты звонила на аэродром, чтобы заказать самолет, ты же не могла воспользоваться незащищенной линией, верно? – спросил Брайсон.
Елена медленно покачала головой. На застывшем от напряжения лице явственно читалось беспокойство.
– Телефон на аэродроме все равно не оборудован скремблером, так что это роли не играло. Но звонить из Директората было, в общем, безопасно, поскольку наш центр внутренней связи недоступен для постороннего вмешательства. Если мы звонили в Париж, Лондон или, скажем, Мюнхен, мы обычно пользовались защищенной линией – но только если второй собеседник тоже имел возможность говорить по специальному телефону.
– Но когда ты звонишь на большие расстояния – например, на сто миль или дальше, – звонки обычно проходят не только через наземные линии, но и через ретрансляторы, работающие на коротких волнах. А спутники-шпионы способны следить за этими ретрансляторами, верно?
– Верно. К наземным линиям можно подключиться, но не со спутника. Для этого нужны определенные инструменты – телефонные отводы, подсоединенные к кабелю, и тому подобное. И для этого требуется точно знать, откуда звонят.
– Очевидно, «Прометей» знал о дордоньском центре, причем в подробностях, – тихо произнес Брайсон. – Должно быть, кто-то все-таки засек оживление движения, как наземного, так и воздушного, – несмотря на все предосторожности Уоллера. А сделать отвод от линии аэродрома – раз плюнуть.
– Уоллер... слава богу, он уехал! Но нам нужно теперь отыскать его.
– О господи! Я уверен, что он в курсе. Но Крис Эджкомб...
Елена спрятала лицо в ладонях.
– Боже милостивый, Крис! И Лейла!
– И десятки других людей. С большинством из них я даже не был знаком, но у тебя наверняка были среди них друзья.
Елена молча кивнула и опустила руки. Глаза ее были полны слез.
Помолчав немного, Брайсон подытожил:
– Должно быть, они подключились к сети низкого напряжения и заложили взрывчатку – пластиковую скорее всего – по всему центру и под ним. Они ни за что не сумели бы это провернуть без точки опоры внутри центра – без человека, сменившего сторону. Директорат вплотную подобрался к «Прометею» и вот-вот мог разгадать их планы, а потому его следовало нейтрализовать. Они натравили на Директорат меня – и наверняка не только меня, – но, когда все эти усилия не увенчались успехом, они сами перешли в наступление.
Ник прикрыл глаза.
– Уж не знаю, какие тайны и какие планы они так рьяно защищают, но нам остается лишь предположить, что эти тайны и планы чрезвычайно важны для людей, стоящих за «Прометеем».
Отсюда следовало, что им не следует открыто, в лоб браться за самого громогласного сторонника договора, лорда Майлза Пармоура, – так они бы лишь разворошили осиное гнездо, не добыв никакой информации. Таких людей слишком хорошо охраняют, да и сами они слишком хорошо умеют обманывать и сбивать других с толку. Кроме того, инстинкт настойчиво твердил Брайсону, что лорд Пармоур – не тот человек, который им нужен. Он был номинальным главой, марионеткой. Он постоянно находился на виду, привлекал всеобщее внимание и не способен был действовать исподтишка, за кулисами. Нет, управлял всем не он. Заправилой был какой-то человек, лишь косвенно связанный с Пармоуром. Но как именно они связаны?
Заговорщики из «Прометея» были чересчур умны и слишком предусмотрительны, чтобы оставить подобную связь на виду. Вся документация наверняка была переделана или стерта. Этого кукловода и протянувшиеся от него нити не разглядит даже самый внимательный взгляд. Единственной невольной подсказкой могут стать уничтоженные документы – из того, чего именно недостает, тоже можно сделать некоторые выводы. Однако искать подобные бреши – все равно что искать пресловутую иголку в стоге сена.
В конце концов Брайсон решил, что им стоит копнуть поглубже, порыться в прошлом. Собственный его опыт свидетельствовал, что правду можно отыскать именно там, в старых файлах и отчетах – в документации, в которую редко кто заглядывает, которая разбросана по разным местам и которую слишком трудно убедительно подделать.
Это уже было хоть какой-то теорией, но всего лишь теорией. И она заставила Брайсона и Елену наутро отправиться в Британскую библиотеку Св. Панкратия, что раскинулась вокруг зеленой площади на Юстон-роуд. Ее оранжевый лейчестерский кирпич ручной работы поблескивал под яркими лучами утреннего солнца. Брайсон с Еленой прошли через площадь, мимо большой бронзовой статуи Ньютона работы сэра Эдуарде Паолоцци, и вошли в просторный вестибюль. Брайсон внимательно вглядывался в лица встречных, выискивая малейшие признаки узнавания. Он исходил из предположения, что сеть «Прометея» уже поднята по тревоге и ищет его, а возможно, даже знает, что они с Еленой в Лондоне, – хотя пока что он не видел тому непосредственных подтверждений. Широкая лестница из травертина, белого итальянского известняка, привела их в главный читальный зал – множество дубовых столов, и на каждом настольная лампа. Ник и Елена прошли через двустворчатую застекленную дверь к кабинам для научной работы. Зарезервированная ими двухместная кабина оказалась уединенной, но не тесной; дубовые стулья со скругленной спинкой и столы, обтянутые зеленой кожей, придавали помещению сходство с клубом.
За час они отобрали почти все, необходимое и начали с подшивок официальных протоколов заседаний парламента; это были здоровенные, тяжелые тома в грубых черных библиотечных переплетах. Ник и Елена быстро и сосредоточенно прочесывали эти тома. Главное, что их интересовало, – это проходившие ранее дебаты о гражданских правах и угрозе обществу – всяческие решения, которые могли быть связаны с тотальной слежкой. Они выписывали на листки бумаги разбросанные по разным местам факты – необъясненные упоминания, имена, названия. Возможно, где-то здесь и поработал резец скульптора.
Первой это имя вслух произнесла Елена. Руперт Вере. Незаметный, тихий, искусно маневрирующий – настоящее воплощение политической умеренности. Но при этом – мастер процедурных тонкостей (это становилось особенно наглядно, если сравнивать протоколы разных лет). Могло ли такое быть? Стоило ли проверять догадку, подсказанную интуицией?
Руперт Вере, член парламента, представитель от Челси, был секретарем британского министерства иностранных дел.
Брайсон проследил запутанный ход карьеры представителя от Челси по маленьким провинциальным газетам – их меньше занимала официальная значимость события, и они уделяли больше внимания всяким мелким деталям. Это была кропотливая, даже отупляющая работа: нужно было сопоставить добрую сотню крохотных заметок, разбросанных по десяткам мелких газет и предвыборных проспектов; во многих из них бумага уже успела пожелтеть и сделаться ломкой. Временами Брайсона охватывало раздражение: казалось безумием думать, что им удастся отыскать ключ к самому тайному из заговоров здесь, в документации, доступной всеобщему обозрению.