– Не понимаю, черт возьми, о чем это вы, – ответил Белнэп, непроизвольно поморщившись.
Дыхание причиняло боль: перекатившись через кирпичную ограду виллы, он сломал ребро. Растянутые связки левого голеностопа отзывались резкой болью при малейшей нагрузке. Но у него не было времени даже на то, чтобы просто заглянуть к врачу. Через считаные часы после бегства от людей Ансари Белнэп уже был в римском аэропорту и садился на первый регулярный рейс, вылетающий в аэропорт имени Даллеса, на который ему удалось достать билет. Добираться военно-транспортным самолетом с американских военно-воздушных баз в Ливорно или Виченце было бы гораздо дольше. Белнэп позволил себе потратить лишь несколько минут на то, чтобы почистить зубы и пригладить рукой волосы, после чего помчался прямиком в штаб-квартиру Отдела консульских операций на Ц-стрит.
– Наглости тебе не занимать, это точно. – Гаррисон вернулся в свое кресло. – Подумать только, посмел заявиться ко мне с озабоченным лицом.
– Я здесь не для того, чтобы попивать чай с пирожными, не так ли? – запальчиво ответил Белнэп. – Говорите по делу. – Хотя у них с Гаррисоном были более или менее нормальные рабочие взаимоотношения, им еще никогда не приходилось сталкиваться лично.
Кресло Гаррисона заскрипело под весом его откинувшегося назад тела.
– Правила – должно быть, они тебя чертовски раздражают. Ты у нас Гулливер, которого какие-то коротышки пытаются связать нитками, так?
– Черт побери, Уилл…
– На твой взгляд, наша контора должна год от года становиться все круче, – продолжал высокопоставленный офицер разведки. – Как тебе это видится, ты просто оказал услугу правосудию, правильно? Раз, два и порядок – как ты готовишь растворимый кофе.
Белнэп подался вперед. Он чувствовал исходящий от Гаррисона резкий ментоловый аромат крема после бритья.
– Я примчался сюда, потому что, как мне казалось, у меня есть кое-какие ответы. Насколько мне известно, случившееся вчера не значилось ни в чьих сценариях. Это позволяет предположить работу третьей силы. Быть может, вы знаете что-то такое, во что я не посвящен.
– А ты хорош, – заметил Гаррисон. – Можно было бы тебя «потрепать» [9] и выяснить, насколько именно ты хорош.
– Какого черта, Гаррисон? – Белнэп почувствовал, что у него леденеет кровь.
Едва скрыв напускной озабоченностью недобрую усмешку, Гаррисон продолжал:
– Ты не должен забывать о том, кто ты такой. Все мы помним об этом. Времена меняются. И поспевать за ними дьявольски непросто. Думаешь, я это не понимаю? В наши дни самого Джеймса Бонда отправили бы принудительно лечиться от алкоголизма, да еще, вероятно, заставили бы пройти курс избавления от пристрастия к сексу. Я варюсь в нашей кухне подольше тебя, так что я помню былые времена. Шпионское ремесло было сродни Дикому Западу. Теперь же оно превратилось в Запад Одомашненный. Раньше это было занятие для диких кошек из джунглей. Теперь балом заправляет Кот в сапогах, я прав?
– О чем это вы? – От внезапной смены предмета разговора у Белнэпа по спине поползли мурашки.
– Я просто хочу сказать, что мне понятно, откуда ты родом. После того, что случилось, многие потерялись бы. Даже те, у кого такое прошлое, как у тебя.
– Оставим мое прошлое. Прошлое, оно и есть прошлое.
– Как сказал один мудрый человек, в американской жизни нет вторых актов. Нет ни вторых актов, ни антрактов. – Приподняв над столом на несколько футов толстую папку, Гаррисон картинным жестом бросил ее вниз. Папка упала с громким хлопком. – Неужели я должен все разжевать и положить тебе в рот? Раньше то, чем ты страдаешь, называли крутым нравом. Сейчас это называют неумением сдерживать гнев.
– Вы говорите про единичные случаи.
– Ну да, и Джон Уилкс Бут [10] убил лишь одного человека. Но какое из это получилось представление! – Еще одна улыбка цвета чая. – Помнишь некоего болгарского ублюдка по имени Вылко Благоев? Он до сих пор не может нормально сидеть.
– Восемь девочек в возрасте от семи до двенадцати лет погибли, задохнувшись в его трейлере, потому что у их родителей не хватило денег на оплату их нелегальной транспортировки на Запад. Я видел их трупы. Видел царапины на внутренних стенах кузова, которые бедняги сделали содранными в кровь ногтями, когда там закончился воздух. И то обстоятельство, что Благоев вообще хоть как-то может сидеть, является лучшим свидетельством бесконечного самообладания.
– Ты его потерял. Ты должен был собирать информацию о технологии контрабанды людьми, а не разыгрывать из себя ангела-мстителя. Помнишь некоего колумбийского господина по имени Хуан Кальдероне? Мы его хорошо помним.
– Гаррисон, он замучил до смерти пятерых наших осведомителей. Спалил им лица ацетиленовой горелкой, черт побери! Причем сделал это лично.
– Мы могли бы оказать на него давление. Возможно, Кальдероне пошел бы на сделку. Он мог обладать полезной информацией.
– Поверьте мне. – Быстрая, ледяная усмешка. – Он ею не обладал.
– Решать это было не тебе.
Оперативник с каменным лицом пожал плечами.
– На самом деле вы ведь не знаете, чтó именно произошло с Кальдероне. У вас есть одни только предположения.
– Мы могли бы устроить разбирательство. Провести служебное расследование. Это я принял решение не будить… мертвую собаку.
Еще одно пожатие плечами.
– Я принял решение по одному вопросу. Вы приняли решение по другому. О чем тут говорить?
– Я пытаюсь тебе объяснить, что прослеживается определенный рисунок. Несколько раз я прикрывал твою задницу. Я и остальные. Мы спускали все на тормозах, потому что у тебя есть способности, которые мы ценим. Как не переставал повторять твой приятель Джаред, ты Ищейка с прописной буквы. Но сейчас я начинаю думать, что мы совершили ошибку, выпустив тебя из псарни. Вероятно, ты считаешь случившееся в Риме правильным, однако это не так. Ты совершил роковую ошибку.
Белнэп лишь молча смотрел на морщинистое лицо своего начальника. В резком свете настольной галогенной лампы щеки Гаррисона казались высохшим пергаментом.
– Объяснитесь же, наконец, Уилл. Черт побери, что вы хотите мне сказать?
– Убийство Халила Ансари, – в голосе стареющего руководителя разведки прозвучали грозовые раскаты, – стало последней каплей, переполнившей чашу.
Хорейс Линвилл пристально наблюдал за Андреа, пока та читала документы; молодая женщина встречалась с ним взглядом каждый раз, отрываясь от очередной страницы. Целые абзацы были посвящены определению терминов, подробному описанию действий в случае возникновения непредвиденных обстоятельств. Однако ключевым моментом было требование, зафиксированное в хартии фонда: определенную долю попечительского совета должны составлять члены семейства, поэтому внезапно образовавшуюся вакансию должна была заполнить Андреа. Получение ею завещанной суммы напрямую увязывалось с тем, даст ли она свое согласие. Ее работа в качестве члена совета семейного фонда будет вознаграждаться дополнительными премиальными, размер которых станет увеличиваться от года к году.