– Андреа Банкрофт, – медленно произнес он, словно наслаждаясь каждым слогом. – Я навел о вас кое-какие справки. Аспирантура по специальности экономическая история, я прав?
– Два года в Йельском университете. Точнее, два с половиной. Но диссертацию я так и не закончила. – Прозрачный херес цветом напоминал бледную солому. Андреа отпила глоток, и вкус вина расцвел у нее во рту, в носу. Херес обладал легким привкусом ирисок с добавлением изысканных орешков и дыни.
– Неудивительно, если вспомнить ваш независимый склад ума. В университете подобное качество не ценят. Излишняя независимость порождает чувство дискомфорта, особенно среди будущих столпов науки, которые сами не до конца верят своим собственным словам.
– Наверное, я могла бы заявить, что стремилась к большей приземленности в реальной жизни. Вот только унизительная правда заключается в том, что аспирантуру я бросила потому, что хотела зарабатывать больше денег. – Андреа осеклась, ужаснувшись тому, что произнесла это откровение вслух. «Продолжай в том же духе, Андреа. И не забудь рассказать о той распродаже, куда ты моталась в прошлые выходные, потратив на дорогу два часа в один конец».
– Ха, но наши предпочтения определяются средствами, которые имеются у нас в распоряжении, – небрежно ответил ее родственник. – У вас не только непредвзятый взгляд, вы и искренняя. Эти два качества редко встречаются в одной упаковке. – Он отвел взгляд. – Полагаю, с моей стороны будет верхом предательства выразить яростное неодобрение своим покойным племянником Рейнольдсом, но, с другой стороны, как написал в конце восемнадцатого столетия утилитарист Уильям Годвин: «Какое волшебство скрывается в местоимении „мой“, что оно способно опрокидывать решения, определенные вечной правдой?» К сожалению, я лишь совсем недавно узнал о том, при каких обстоятельствах произошел разрыв Рейнольдса с вашей матерью. Но… – Поль Банкрофт покачал головой. – Это уже предмет другого разговора.
– Благодарю вас, – внезапно смутившись, пробормотала Андреа, спеша переменить тему. Она не могла не думать о своем гардеробе, заполненном дешевыми подделками дорогих моделей, о своих надеждах, о том, с какой гордостью в конце каждого месяца сводила баланс по кредитной карточке с нулевым долгом. Покинула бы она безмятежную гавань аспирантуры, если бы не постоянная забота о деньгах? Научные руководители Андреа были полны оптимизма; они были уверены в том, что вскоре и она покатится по проторенной колее, принимая те же решения и идя на те же компромиссы, что и они сами. А тем временем ее студенческие займы разрастались до огромных сумм; ее душили счета, которые ей не удавалось полностью оплатить, а долг по кредитной карточке увеличивался от месяца к месяцу. Вероятно, на подсознательном уровне Андреа тосковала по жизни, в которой ей не нужно было бы изучать цифры в правой колонке меню – по той жизни, которая поманила ее, но прошла мимо.
Она на мгновение ощутила какой-то странный внутренний взрыв, вспоминая о том, как столько раз делала выбор, исходя из соображений «практической ценности», – и все ради чего? Ее оклад аналитика по проблемам финансовой безопасности значительно превышал то, на что она могла бы рассчитывать, будучи младшим научным сотрудником на кафедре в университете; однако, как теперь она ясно видела, сумма эта была тривиальной. Упорно цепляясь за всевозможные скидки, она скинула со счетов себя саму.
Подняв взгляд, Андреа вдруг поняла, что Поль Банкрофт говорит, обращаясь к ней.
– Поэтому я знаю, что значит терять близкого человека. Смерть моей жены стала страшным ударом для меня и для сына. То было очень тяжелое время.
– Я вас понимаю, – смущенно пробормотала Андреа.
– Во-первых, Алиса была на двадцать лет моложе меня. Это она должна была меня пережить. Надеть черное на мои похороны. Но почему-то она в этой адской генетической лотерее вытянула короткую соломинку. В такие минуты понимаешь, какая это хрупкая штука – человеческая жизнь. Невероятно эластичная. И в то же время невероятно хрупкая.
– «Приходит ночь, когда никто не может делать», [24] так?
– И скорее, чем мы могли бы предположить, – тихо подтвердил он. – И работа эта никогда не завершается, правда? – Поль Банкрофт сделал еще один глоток бледно-соломенного хереса. – Вы должны простить меня за то, что я завел разговор на такие грустные темы. Просто на этой неделе исполняется пять лет с тех пор, как Алисы нет в живых. Но можно утешаться тем, что она оставила после себя самое дорогое, что есть у меня в жизни.
Неровный ритм огромных шагов – кто-то перескакивал через две ступеньки, затем спрыгнул на площадку.
– Только о нем заговорили… – Поль Банкрофт обернулся к новоприбывшему, который остановился под аркой двери, ведущей в гостиную. – Брэндон, позволь представить тебе Андреа Банкрофт.
В первую очередь молодая женщина обратила внимание на копну вьющихся светлых волос, затем увидела похожие на спелые яблоки мальчишеские щеки. У Брэндона были небесно-голубые глаза, и от отца он унаследовал безукоризненно правильные черты лица. Андреа пришла к выводу, что перед ней необычайно симпатичный, даже красивый юноша.
Мальчишка повернулся к ней, и его лицо расплылось в улыбке.
– Брэндон, – сказал он, протягивая руку. – Рад с вами познакомиться. – Его голос, еще не приобретший взрослую грубоватость, был уже не по-детски низким. Безусый юнец, как выразились бы древние, однако верхнюю губу уже тронула едва различимая тень. Еще не муж, уже не ребенок.
Рука Брэндона оказалась сильной и сухой; он немного стеснялся, но его никак нельзя было бы назвать неуклюжим. Мальчишка растянулся в соседнем кресле, не отрывая взгляда от Андреа. В нем не было ничего от той неприязни, которую дети его возраста обычно испытывают в отношении взрослых. Казалось, его одолевает искреннее любопытство.
Андреа самой было любопытно. На Брэндоне были синяя рубашка в клетку навыпуск и серые брюки с обилием молний и карманов – обычный наряд его сверстников.
– Твой отец высказал предположение, что ты общаешься по Интернету с неподходящими людьми, – пошутила Андреа.
– Соломон Агронски надрал мне задницу, – весело произнес Брэндон. – Мы с ним занимались ЗАГами, и я оказался в полном пролете. Агронски не оставил на моем седалище живого места.
– Это такая игра?
– Если бы, – усмехнулся Брэндон. – ЗАГи – это «зависимые ациклические графы». Понимаю – сплошная скукотища, так?
– А этот Соломон Агронски… – спросила Андреа, окончательно сбитая с толку.
– Надрал мне задницу, – повторил Брэндон.
Поль Банкрофт, улыбнувшись, закинул ногу на ногу.
– Соломон Агронски – один из ведущих специалистов по математической логике у нас в стране. Возглавляет центр математической логики и вычислительной техники в Стэнфордском университете. Так вот, у них с Брэндоном завязалась оживленная переписка, если это можно так назвать.