Быть может, кто-нибудь и смог бы пережить такое. Но только не Лукас.
– Хорошо, – сказал Лукас. – Я все понял.
Самым омерзительным было то, насколько быстро ему перезвонили после звонка Ари. Судя по всему, все его телефонные разговоры прослушиваются, и так продолжается на протяжении последних трех лет. Больше того, можно только гадать, какая именно часть его жизни находится под наблюдением этих невидимых манипуляторов. Похоже, нет предела тому, что им известно о нем, – кем бы ни были эти «они».
– Не вздумайте менять расписание, – повторил голос. – Ведите себя хорошо.
– Как будто у меня есть выбор, – дрожащим голосом пробормотал Лукас. – Как будто у меня есть выбор, мать вашу…
Дубай, Объединенные Арабские Эмираты
Пейзаж в духе романов Жюля Верна: над песками Аравийской пустыни межзвездными кораблями устремляются в небо высоченные сооружения из стекла и бетона. Древние восточные базары приютились в тени огромных новых супермаркетов; деревянные лодки-дхоу стоят у причалов бок о бок с современными грузовыми судами и круизными лайнерами; в лавках вдоль запруженных народом улиц выставлены на продажу проигрыватели видеодисков и музыкальные центры рядом с коврами, кожаными изделиями и бижутерией. Дубай – это место, где есть все, за исключением почтовых адресов. Здание стояло на улице шейха Зайяда, и на каком-нибудь официальном плане у него имелся номер. Однако почта доставлялась в соответствии с номерами не домов, а почтовых ящиков. В международном аэропорту Дубая, своей площадью превосходящем деловой центр города, Белнэп взял светло-коричневое такси, по настоянию шумного, красноречивого водителя заплатив также за три свободных места.
Водитель, судя по всему пакистанец, был в арабском платке-куфие из ткани в белую и красную клетку, похожей на скатерть из второсортного итальянского ресторана. Он без умолку болтал о всевозможных распродажах, но главное свое предложение ему пришлось повторить трижды, прежде чем Белнэп смог наконец его понять. «Вы хотите съездить в аквапарк „Дикие вади“?» Похоже, речь шла о какой-то туристической достопримечательности – двенадцать акров всевозможных водных аттракционов, и водитель, скорее всего, получал комиссионные за каждого привезенного клиента.
Белнэпу, оглушенному жаром раскаленной духовки и ослепительным солнцем над головой, казалось, что он попал на планету, непригодную для жизни, где ему приходится перемещаться из одного наполненного кислородом купола в другой. Определенно, основная часть капитальных сооружений Дубая была посвящена созданию полностью искусственной среды обитания: оазиса стали, фреона и поляризованного стекла. Это была земля свободы, но в то же время строго охраняемая, если гость прибыл сюда не для того, чтобы делать покупки или наслаждаться роскошным отдыхом. В зависимости от цели визита его могла встретить здесь тысяча гостеприимных лежаков или тысяча запертых дверей. В Риме Джанни Матуччи назвал адрес, соответствующий номеру того телефона, с которого звонила своим родителям девушка-итальянка. Оказавшись в Дубае, Белнэп узнал, что адрес этот привел его не в жилой дом или в отель, а в частное почтовое отделение, которое занималось распределением почты среди нескольких пятизвездочных гостиниц на побережье.
Если бы не нежная лазурь Персидского залива, у Белнэпа могло бы сложиться впечатление, что он попал летом в Лас-Вегас: та же самая выставленная напоказ безвкусная роскошь, слащавый поп-модернизм и безграничность человеческой алчности, запечатленные в архитектуре. Однако совсем неподалеку, среди настоящих вади и карстовых разломов, обитали почитающие Коран люди, которые мечтали установить всемирную умму [27] и сбросить ярмо американского империализма. Дубай, целью которого было ублажение иностранцев, был окружен засушливой пустыней, жители которой истово мечтали этих иностранцев всячески унизить. Внешнее спокойствие было таким же недолговечным, как радуга.
– Никакого аквапарка «Дикие вади», – строгим голосом проворчал Белнэп, когда водитель уже просиял от мысли о еще одном отловленном туристе. – Никакого круиза по ресторанам Дубая. Никакого поля для игры в гольф. Нет.
– Но, сахиб…
– И не называй меня «сахибом». Я не полковник из книги Киплинга.
Водитель неохотно высадил его у небольшого отделения, занимающегося сортировкой почтовой корреспонденции. Выйдя из машины, Белнэп ощутил физический удар обрушившейся на него жары и поспешно нырнул обратно в такси.
– Жди здесь, – приказал он водителю, вручая еще одну пачку сине-розовых дирхамов, валюты Эмиратов.
– Я беру доллары, – с надеждой промолвил таксист.
– Не сомневаюсь в этом. Разве не ради этого существует Дубай?
Лицо водителя скривилось в хитрой усмешке. Белнэп вспомнил арабскую пословицу: «Никогда не пытайся понять, что думает верблюд о своем погонщике».
– Я жду, – сказал водитель.
Почтовое отделение размещалось в железобетонной коробке с низким потолком и побеленными стенами. Окон не было, если не считать забранную решеткой витрину с фасада. Это здание предназначалось не для того, чтобы выставляться напоказ гостям Эмиратов, а для того, чтобы их обслуживать. Сюда поступала корреспонденция, адресованная в различные почтовые ящики; отсюда она по узким переулкам развозилась по исполинским центрам развлечений и отдыха, выстроившимся вдоль прибрежного шоссе.
Белнэп решил изобразить из себя официальное лицо, чему должны были поспособствовать его наглаженный синий льняной костюм и белоснежная рубашка. Войдя в заведение, он сразу же понял, что посторонние здесь не появляются. За стойкой у входа никого не было. Вместо этого – широкая полоса, выложенная ламинатом, – такие можно встретить на тех фабриках, где не применяется тяжелое оборудование, – ведущая в просторный зал, в котором служащие разбирали почту, раскладывая ее по корзинам из металлической сетки. На первый взгляд все они показались Белнэпу филиппинцами; ему потребовалось какое-то время, чтобы определить среди них управляющего. Это был толстяк, судя по всему, из местных, который сидел в углу на высоком табурете с незажженной сигарой, зажатой в похожих на сосиски пальцах, и держал на колене грифельную доску. В ярком свете люминесцентных ламп под потолком ногти толстяка сверкали, отполированные и, по-видимому, покрытые бесцветным лаком. Его жирные пальцы, унизанные многочисленными кольцами, были похожи на полосатую шею китайского баклана.
Белнэп в полной мере воспользовался своим бросающимся в глаза внешним видом. Прижимая к уху сотовый телефон, он продолжал официальным тоном воображаемый разговор:
– Совершенно верно, господин инспектор. Мы глубоко признательны вам за ваше содействие, и, пожалуйста, засвидетельствуйте наше почтение помощнику губернатора… Не думаю, что с этим возникнут какие-либо проблемы. Всего хорошего.
Затем повелительным жестом он подозвал к себе толстого араба, увешанного драгоценностями. Нужное он получит, не пытаясь выдать себя за своего, а наоборот, подчеркивая то, что он иностранец. Он станет высокомерным американцем, правительственным чиновником, который ждет от всех иностранцев раболепного послушания: путь к его экстерриториальным привилегиям вымощен сотнями туманных договоров и двусторонних соглашений.