Дэвид вошел. Холл, как он и ожидал, был огромен. Люстра из нескольких тысяч хрустальных подвесок освещала мраморную лестницу, уходившую куда-то вверх. Стены были обиты парчовой тканью. Под отделанными серебром бра висели полотна эпохи Ренессанса.
– Насколько я могу судить, ничего общего с птичьим гнездом, – заметил Сполдинг.
– Полностью разделяю ваше мнение. Должен, однако, заметить, что, как мне представляется, слово «Habichtsnest» многое теряет в переводе на ваш язык. Следуйте за мной, герр Сполдинг. Герр Райнеман нас ждет на террасе, с которой открывается прекрасный вид на реку. Вечер сегодня, скажу вам, просто чудесный!
Прошествовав под красивой, хотя и несколько вычурной, люстрой мимо мраморной лестницы, они вышли через открытый проем в виде арки на просторную террасу, протянувшуюся вдоль задней стены здания. Меблировку ее составляли столики с ножками из гнутой стали и столешниками из прозрачного стекла, а также кресла и стулья различного размера, на которых лежали подушки из ярко окрашенной ткани. Несколько больших двойных дверей в стене по обе стороны от арки вели, как предположил Дэвид, в различные секции величественного сооружения.
Терраса завершалась высокой каменной балюстрадой, увенчанной скульптурами и изящными вазами с разнообразнейшими растениями. Впереди, в отдалении, несла свои воды Рио-Лухан. У левого края террасы пристроилось некое подобие небольшого павильона, за распахнутой дверцей которого виднелся толстый кабель. Это было местом стоянки электрокара. Длина проводов позволяла ему, несомненно, проделывать путь до самой реки.
Дэвид залюбовался открывшимся его взору великолепием. Но Райнемана, против его ожидания, на террасе не оказалось: они со Штольцем по-прежнему были одни. Подойдя к парапету, Сполдинг увидел, что футах в двадцати ниже террасы расположилась обширная ровная площадка с большим плавательным бассейном посередине. Керамические перегородки разбивали водное пространство на несколько дорожек. Сине-зеленая вода освещалась снизу прожекторами. Вокруг, укрывшись под тентами, стояли металлические столики и шезлонги. Окаймлявшие площадку ухоженные газоны переливались в лучах мощных электроламп таким совершенным, абсолютно зеленым цветом, какого Дэвиду ни разу еще не доводилось видеть. Чуть в стороне проглядывали смутно сквозь темную завесу столбики и проволочные воротца – неотъемлемые атрибуты поля для игры в крокет.
– Надеюсь, вы когда-нибудь специально приедете сюда, чтобы принять участие в наших скромных развлечениях, подполковник Сполдинг.
Дэвид оглянулся на странный тихий голос. В тени арки темнел мужской силуэт.
Он понял: все это время Эрих Райнеман наблюдал за ним.
Райнеман вышел из тени. Он был среднего роста, прямые волосы с проседью зачесаны назад. Крепко сложенный, он мог бы быть охарактеризован словом «презентабельный», если бы не солидное брюшко, портившее ему вид. В его пухлой изнеженной руке искрился вином бокал.
Когда он вступил в полосу света, Дэвид смог получше разглядеть его. Что-то во внешности Райнемана показалось ему несколько странным. Но что именно, этого он еще не понял. Широкое лицо, высокий лоб, большой рот под плоским носом. Темная от загара кожа, выгоревшие от солнца брови. Вроде бы ничего особенного.
Но недоумение Дэвида длилось недолго. Не прошло и пары секунд, как ему стало ясно, что так смущало его.
Эрих Райнеман был уже в годах. Покрытую темным загаром кожу избороздили мириады оставленных безжалостным временем морщин, к узким глазам подступили вплотную припухлые складки, свойственные людям пожилого возраста. И, наряду с этим, – безупречно сшитая спортивная куртка и такие же брюки, которые естественней было бы видеть на молодом, значительно моложе его, человеке.
Судя по всему, Райнеман сражался – сражался упорно – с наседавшими на него его годами. Вел битву, победы в которой так и не смог достичь несмотря на все свое богатство.
– Habichtsnest ist prachtig. Unglaublich [62] , – вежливо произнес Сполдинг, не выказывая, однако, при этом безмерного восторга.
– Благодарю, – отозвался Райнеман, протягивая руку для приветствия. – Вы очень любезны. Но я не вижу особых причин, по которым мы с вами не смогли бы говорить по-английски... Присаживайтесь. Хотите вина? – Финансист подошел к ближайшему столику.
– Спасибо, не надо. – Дэвид сел напротив Райнемана. – Я нахожусь в Буэнос-Айресе по весьма важному делу, что и пытался объяснить по телефону Штольцу, но он, не выслушав меня до конца, повесил трубку.
Райнеман взглянул на Штольца, который, опустив руки на парапет и слегка наклонившись вперед, стоял с невозмутимым видом у каменной балюстрады и смотрел безмятежно в укрытую ночным мраком даль.
– Неужели вы не могли поступить как-то иначе, не столь уж бестактно? Господин Сполдинг не заслуживает такого обращения.
– Боюсь, что у меня просто не было выхода, mein Herr. Я сделал это для пользы нашего американского друга. Нам сообщили, что за ним следят. Надо сказать, нас это не удивило: мы заранее предвидели, что так оно и будет.
– Если за мной и следили, то это делали вы.
– Мы и впрямь установили за вами слежку, не отрицаю. Но сделали мы это лишь после того, как узнали, что кто-то сидит у вас на хвосте.
Райнеман перевел свои узкие глаза на Сполдинга.
– То, что услышал я, не может не тревожить меня. Мне хотелось бы, чтобы вы объяснили, кто же за вами следил.
– Не смогли бы мы с вами поговорить наедине? – обратился Дэвид к Райнеману, бросив при этом выразительный взгляд на Генриха Штольца.
Финансист улыбнулся:
– В наших с вами делах нет ничего такого, что могло бы помешать Botschaftssekretar [63] присутствовать здесь. Герр Штольц – один из самых ценных моих компаньонов в Южной Америке. И у меня нет от него никаких тайн.
– И все же я должен прямо сказать вам, что вы не услышите от меня ответа на свой вопрос до тех пор, пока мы не останемся с вами вдвоем.
– Наш американский подполковник, возможно, чувствует себя не в своей тарелке, – произнес с раздражением Штольц. – Человека из Лиссабона не признает компетентным его же собственное правительство. И поэтому американцы и денно и нощно следят за каждым его шагом.
Дэвид зажег сигарету. Он не стал отвечать немецкому атташе. Зато Райнеман, размахивая своими изящными руками, поспешил констатировать:
– Если это действительно так, то я не вижу причин, по которым мой компаньон не смог бы присутствовать при нашей беседе. То, что сказал он, прозвучало весьма убедительно. При сложившихся условиях это, я не сомневаюсь, – единственно возможное разумное объяснение того факта, что за вами следят.
– Мы покупаем, – проговорил Дэвид с нажимом, – а вы продаете... краденые вещи.