— Поехали.
Эх, хорошо, не «Жигули» — Ташкент!
— Меня зовут Анжела. — Девица живо юркнула за руль и, пустив мотор, включила «поворотник». — А вас? Андрон представился, двигатель взревел, маши-а, буксуя колесами, тронулась. Покатили, вихляясь на наледи, вдоль главной городской клоаки, на Новомосковском мосту ушли направо и, пересекая всякие там Киевские, Рощинские, Заставские и Благодатные, направились аж за Среднюю Рогатку на Пулковское шоссе. Миновав гостиницу, зарулили в карман, проехали два блочных корабля и пришвартовались у третьего, аккурат у мидл-шпангоута.
— Аллее! Папахен, на выход, — резко скомандовала Анжела, но отставной майор размяк в тепле, почивал сном младенца и был абсолютно неподъемен.
Пришлось Андрону выволакивать его из «Жигулей» и транспортировать на четвертый этаж, потому как по закону подлости лифт, естественно, не работал. Ну вот наконец обшитая дерматином дверь, прихожая с рогами, зеркальный коридор, душная, обставленная с чудовищной безвкусицей комната — все дорогое, аляповатое, не на своих местах. Финский, разложенный наполовину диван принял ветерана в свои объятия, и он, почмокав слюнявыми губами, затих, вытянулся — отвоевался на сегодня.
— Ой, Ваня, Ваня, какой же ты, Иван, дурак… Верная подруга жизни, плотная, крашенная хной, грустно махнула пухлой, густо окольцованной рукой и принялась разоблачать его.
— Спасибо вам, Андрей. — Прикрыв дверь опочивальни, Анжела вышла в коридор, сняла перчатки, шапку и, бросив их на вешалку, достала четвертак. — Вот, хватит?
Каштановые волосы она стягивала «хвостом», но не на затылке, а сбоку, что делало ее похожей чем-то на одноухую таксу. К слову сказать, вопреки породе весьма длинноногую.
— Я его не за деньги пер. — Андрон насупился, пошмыгал носом и хмуро взглянул на благодетельницу.
— По доброте душевной.
Благополучная разряженная сучка. Хорошо ей при «Жигулях» да в дубленке, думать, что деньги — это все. Андрон вдруг всей кожей ощутил жуткое убожество своей кроличьей обдергайки, легонькой не по сезону куртки, грубых «скороходовских» гов-нодавов, такому грех не подать.
Не разговаривая более, он повернулся к двери и хотел уйти, но Анжела мягко придержала его за локоть.
— Не желаете денег, и не надо. А как насчет чаю? Голос ее заметно потеплел, фиалковые глаза светились удивлением и интересом. Так смотрят на юродивых, не от мира сего.
Ладно, чаю так чаю… На кухне — шик, блеск, красота. Чешская мебель, венгерская сантехника, поражающий воображение финский холодильник. По виду храм кулинарии, изысканного вкуса и правильного выделения желудочного сока.
— Присаживайтесь, Андрей.
Анжела набрала воды в электрочайник, включила в сеть, вздыхая тяжело, полезла в холодильник — сыр, балык, миноги, шпроты, ветчина, болгарские томаты в собственном соку. Странное сочетание к чаю. Все навалом, нарезанное на толстые куски, без любви к желудку и гастрономической эстетики.
Андрон выдержал марку. Выпил чай под сырный бутерброд, с достоинством поднялся:
— Спасибо. Время. Все было очень вкусно. Вот так, знай наших, хоть и бедные, но горды0-
— Я вас подкину до метро. — Анжела вышла вместе с ним на улицу, гостеприимно распахну дверь «Жигулей». — Садитесь… И все же, мне кажется, мы с вами где-то встречались. Я отличный физиономист. Специально развивала зрительную память по системе де Бройля. Приехали быстро.
— Спасибо за приятную компанию! Андрон хотел было незамедлительно устремиться к дому, но отделаться от Анжелы сразу не удалось. Такса не такса, но хватка у нее бьиа бульдожья.
— Ты ведь знаешь телефон, да? — Она взяла Андрона за рукав и заглянула ему в душу своим фиалковым, развратным и многообещающим взглядом. — Ну так позвони, завтра же. Я отправлю родителей на дачу, испеку пирог с ромовой начинкой и надену платье с глубоким декольте. Приезжай, не пожалеешь. Поклянись, что позвонишь. Повторяй за мной, руку вот сюда, мне на колено… Ладно, верю. Иди. Жду тебя завтра. Чао!
Чувствовалось, что, несмотря на тачку, сногсшибательный прикид и систему де Бройля, мужчины ее своим вниманием не баловали.
Генерал вникал медленно, со всей степенной обстоятельностью, проистекающей из золоченого шитья мундира, дубовости кабинета и ширины лампаса. По вечерам, аж до «Эстафеты новостей», горела лампа на его столе, звенела бронированная дверца сейфа, метался по приемной, кляня в душе все и вся, замученный дежурный офицер. Чертово начальство — то ему кофе, то ему пепельницу, то ему это, то ему то…
Генерал вчитывался в информацию к размышлению. Дело касалось Третьего рейха, Южного полюса и необыкновенного интереса, проявленного этим самым Третьим рейхом к этому самому Южному полюсу. Да, здесь было над чем задуматься. Странная очень странная выкаблучивалась петрушка!
В 1938 году Германия обнаружила необъяснимый интерес к Антарктиде. В течение 38-39-х годов были проведены две экспедиции к Южному полюсу, научно-исследовательское судно «Швабия» совершало регулярные рейсы между Антарктидой и германскими портами. Самолеты Третьего рейха произвели детальное фотографирование территории, ранее совершенно неизученной. При этом они сбросили над Антарктидой несколько тысяч металлических вымпелов, несущих на себе знаки свастики. Впоследствии территория получила название Новой Швабии и стала считаться частью Третьего рейха. Зачем только вот понадобилось великой Германии удаленная и безжизненная земля площадью приблизительно шестьсот тысяч квадратных километров? Косвенный ответ дал в 1943 году гросс-адмирал Карл Дениц, обронив после доброй порции шнапса примечательную фразу: «Германский подводный флот гордится тем, что создал для фюрера на другом конце света Шангриллу — неприступную крепость». Получается, что все эти годы с 38-го по 43-й в Антарктиде возводилась мощная секретная база. Для транспортировки грузов сформировали совершенно секретное соединение германских субмарин под кодовым названием «Конвой фюрера» — тридцать пять подводных лодок, изготовленных по новейшей технологии. В самом конце войны в порту Киля с них сняли торпеды и прочее вооружение, зато нагрузили какими-то массивными запечатанными контейнерами. Там же на борт субмарин поднялись пассажиры, лица которых, видимо из соображений конспирации, были закрыты белыми марлевыми повязками, точное количество их не подлежит оценке…
Генерал криво усмехнулся, потер крепкий свой затылок и, перевернув лист, досадливо крякнул — сноска отправляла его к секретной папке с названием «Высокий прыжок». Это значило, что нужно вылезать из кресла, идти к сейфу, бренча ключами, открывать его, потом снова запирать, возвращаться… Нет уж, фигушки. Генерал нажал клавишу селектора, рявкнув, коротко отдал приказ. Закурил, откинувшись на спинку кресла, подпустил к портрету Феликса струйку дыма, потянулся, а едва в дверь постучали, выпрямился и милостиво разрешил: