В книге «Почему я не христианин» Б. Рассел показывает, что любые ужасные дела, будучи привычными, воспринимаются людьми как нечто совершенно необходимое для их нормальной жизни. Он пишет:
«Многое в средних веках можно интерпретировать как конфликт между романской и германской традициями; с одной стороны, церковь, с другой – государство; с одной стороны, теология и философия, с другой – рыцарство и поэзия; с одной стороны, закон, с другой – удовольствие, страсть и все анархические побуждения очень своевольных людей… Люди были свирепы, и усмирить их можно было лишь при помощи ужасающей жестокости: террор применялся до тех пор, пока не стал привычным и не утратил силы своего воздействия… Как и следует ожидать, жестокость была одним из любимейших удовольствий населения. Господа покупали разбойников только для того, чтобы посмотреть на пытки, «которым люди радовались больше, чем восставшему из мертвых святому». В 1488 году несколько судей из Бурже, заподозренных в измене, неоднократно подвергали пыткам на рыночной площади ради того, чтобы сделать народу приятное. Они просили смерти, однако мольба была отклонена… «чтобы люди могли еще порадоваться их мучениям».
Нехватка ресурсов, перенаселенность и голод – вот что привело к такой ужасающей порче нравов. Этого нельзя забывать. Ведь перед нами – предки тех самых немцев и французов, которые ныне только и говорят, что о гуманизме и правах человека! Случись ныне такая беда, космическая катастрофа сродни той, что, вероятно, произошла на стыке античности и ее возрождения – в XIII или начале XIV века, – и все повторится.
И. Хейзинга описывает в «Осени средневековья» кладбище Невинных в Париже:
«Черепа и кости были навалены в гробах, которые стояли вдоль окружавших место с трех сторон галерей и были открыты для обозрения тысячам людей… День за днем толпы людей гуляли по галереям, смотрели на фигуры и читали простые вирши, напоминавшие о приближающемся конце. Несмотря на постоянно происходившие там похороны и эксгумации, это было место публичного времяпрепровождения и встреч. Перед гробами устроены магазинчики, по галереям прохаживаются проститутки… Здесь даже устраиваются пиры. До такой степени страшное стало привычным».
Эволюция человечества, после его выхода из первобытного состояния, постоянно сопровождается войнами. Ради войн, то есть для лучшего обеспечения вооруженных столкновений людей, внедряются технические изобретения, делаются научные открытия, и все это двигает человечество вперед. Складывается впечатление, что если бы не войны, эволюции не было бы совсем, а дальнейший ход мысли приводит к выводу, что человек изначально нацелен на уничтожение себе подобных. На деле это не так; каждый из нас в отдельности, и наша популяция в целом, воюя, выживают.
Мы говорили уже, что для войн есть объективные причины: защита локальными сообществами своей территории, своих торговых интересов, прочих своих приоритетов, направленных, прежде всего, на сохранение энергетической, в том числе продовольственной безопасности сообществ. Разве во всех этих случаях речь идет не о выживании?… Энергетическая безопасность нарушается в результате природных катаклизмов, или исчерпания плодородия земли, или просто из-за демографического «взрыва». В любом случае можно говорить о нехватке жизненного ресурса. Пока этой нехватки не было, люди не воевали. От первобытных времен осталось много рисунков на стенах пещер и на скалах; многие из них показывают сцены охоты, то есть оружие имелось. Но рисунков со сценами войн нет.
Развитие общей динамической системы – человечества, привело к разделению его на подсистемы (сообщества, нации, государства). А эти подсистемы структурируются дальше, в зависимости от интересов общественных групп (производственных, торговых, военных, научных). Каждая подсистема и каждая структура выживают по-своему. Могут сотрудничать, а могут противостоять друг другу в борьбе за ресурс, – что и происходит в большинстве случаев. В этом и реализуется гегелевский принцип «единства и борьбы противоположностей»: кто лучше развит (умнее, сильнее, приспособленнее к природным и прочим условиям), тот выжил и определил направление дальнейшей эволюции. Так вот, спор между подсистемами (опять же, реализуясь через взаимодействие или противостояние внутренних структур) оборачивается войной. Дипломатия в таком понимании – частный случай войны.
Главное и самое первое, с чего следует начинать изучение истории войн, – это эволюция торговли и технологий. В конечном счете торговая структура концентрирует у себя избыточный продукт, распоряжается им и направляет туда, куда ей выгоднее. Например, на содержание государства, которое всей своей мощью защищает интересы торговли. Или направляет их в обеспечение собственной безопасности, что тянет за собой технологии, а они, развиваясь, улучшают качество вооруженных сил, позволяя государствам побеждать в войнах, а это меняет стратегический статус территорий, повышая выживаемость сообщества в целом, и торговли в частности.
Купец выходит в море или ведет свой караван по материковым дорогам. Он должен быть уверен в своем корабле и своем вооружении. Купец, у которого лучше корабль, выиграет больше, по сравнению с тем, у кого старое, плохое, несовременное судно. На суше выиграет тот, у кого надежные телеги с крепкими осями и колесами. Купец идет (плывет) с малой охраной, но ее сил должно быть достаточно, чтобы превосходить силы территорий, по которым идет караван или к берегам которых причаливает корабль.
Когда торговле нужно оружие, сразу идет заказ производителю. А из числа производителей выиграет тот, кто дает более технологичный продукт. Ведь купят у того, чья продукция лучше качеством, а не у того, чьи ножики пусть красивые, но гнутся, стрелы ломаются, а щиты трескаются от удара кулаком. Будешь делать плохие вещи, разоришься и умрешь, а цель – выживание. Так что из производителей тоже выживет самый лучший. Вот она, эволюция в чистом виде: следующие мастера будут основываться на опыте лучшего мастера, а не худшего. Этот неудачник был, возможно, очень хорошим, душевным человеком, но никудышным технологом и производственником, и выпал из эволюционного процесса.
Хороший купец наймет в свою охрану сильных, умелых солдат и вооружит их современным оружием. Плохой, неудачливый купец наберет в охрану тех, кто остался, и даст им оружие поплоше. На чужой территории разбойники получат поражение от первого, но со всем удовольствием ограбят второго: ведь он слабее. То же самое и на море: пираты не станут рисковать и связываться с заведомо более сильным противником. Они нападут на слабого, отнимут его товар и деньги и за его счет купят себе лучшее оружие. А первый купец, узнав об этом, продолжит «гонку вооружений».
То же самое можно сказать о владыках стран и народов. В своих отношениях с соседями, даже дружеских, они всегда учитывают риски противостояния и стремятся приобрести самое современное оружие, а это беспрестанно подстегивает технический прогресс. В исторической ретроспективе те государства, которые по каким-либо причинам – например религиозным, – отказывались следовать таким путем, исчезли с политической карты или находятся ныне в подчиненном состоянии. Впрочем, так – не только в ретроспективе, но и ныне, и присно, и во веки веков. Сегодня, кажется, уже всем понятно, что выживаемость России пошла в минус практически сразу после потери страной возможности ненавязчиво и как бы невзначай демонстрировать своим друзьям-соседям большую тяжелую дубину, наш высокотехнологичный военно-промышленный комплекс.