‑ Хефе, это моя вина! – Касильдо встал на колени.
‑ Добро, сынок. Я тебя не виню: у тебя было много других забот помимо того, чтобы сторожить парня.
‑ Что же делать?
‑ Пойти в деревню и сказать всем, что он мне нужен только живым. Чтобы его не подстрелили случайно, встретив на тропе, когда он будет выбираться из долины. Ведь по дороге он не пойдёт?
‑ Не пойдет, хефе. Я всё сейчас скажу.
‑ Только сначала умойся.
– Слушаюсь, хефе! – ответил верзила и вприпрыжку побежал умываться.
Ну и денёк, думал Касильдо. Ну и хефе! Лично вырвал у предателя ноги из жопы. Стало быть, это не просто вербальный образ. И со вторым, надо полагать, задумал поступить аналогичным макаром, раз велел брать его живым. Ай да хефе! Вот тебе и старый пень!
Определённо, ему нравилась его работа. Ну, Акока, только попадись мне теперь!
Он посмотрел на часы: не запачкал ли, возясь с останками Лопеса? Умывшись, он снова столкнулся с хефе, который как раз поднимался по лестнице.
‑ Простите, хефе, ‑ сказал он.
‑ Что ещё? – спросил Ольварра.
‑ Трактор прикажете вернуть хозяину или пусть пока постоит под парами?
– Пусть постоит, ‑ ответил Ольварра. – Мерзавец Лопес – не последняя жертва на этой войне.
В городке Игуала слегка офонаревший Побрезио стоял посреди выкопанного под сараем убежища и при свете одной-единственной голой электрической лампочки щурился на продолговатый прибор, который Ульрих, выйдя по нужде во двор, совершенно случайно выковырял из забора, окружающего по периметру секретный штаб движения «Съело Негро». Счастье, что европеец Ульрих уже настолько адаптировался к маньянскому образу жизни, что начал, по примеру маньянцев, справлять естественные надобности на забор вокруг дома. Прибор в лопатовидной ладони бывшего бандита казался крошечным до несерьёзности, поэтому Побрезио с некоторым недоверием выслушивал шустрого немца, разъяснявшего главарю, сколько вреда их сплочённому коллективу от этой пустяковины, по всей видимости, произошло.
Чем дольше слушал Побрезио своего эрудированного компаньеро, тем сильнее шевелились жестяные волосы на его чугунной башке. Наконец, он посмотрел на Ульриха таким взглядом, что тот осёкся и замолчал.
– Кто впустил его в дом? – спросил он сиплым шёпотом-басом.
– Да ты же и впустил, – прошептал в ответ Ульрих своим среднеевропейским фальцетом.
‑ Но зачем? – спросила Агата, которая стояла рядом и тоже разглядывала хитрую штуковину в руке вислоносого метиса.
– Побрезио ему не поверил, когда он сказал, что может залпом выпить бутылку шестидесятиградусной текилы и не поморщиться.
– И он выпил?
– Выпил, ‑ виновато сказал Побрезио. – Хотя и не маньянец, а откуда-то с севера.
‑ Поморщился?
– Ни хрена. Я продул ему пятьсот песо. Просто какой-то природный феномен.
‑ Побрезио, где сегодня ночевали твои мозги?
Верзила потупился. Сказать в своё оправдание ему было решительно нечего.
‑ А твои мозги где ночевали, Ульрих?
‑ Я виноват, сестра, ‑ сказал Ульрих. – И вины своей с себя не снимаю. Хотя если в каждом долбанутом учёном, пытающемся рассказать тебе про устройство земной коры, подозревать шпика, это можно начать самого себя подозревать.
‑ Настоящий революционер должен всегда себя немножечко подозревать! ‑ запальчиво воскликнула Агата.
‑ Этому тебя обучили в ливанском лагере?
‑ И этому тоже.
‑ Что же, мы должны были ему иголки под ногти загонять, чтобы выяснить, зачем нам с Побрезио знать, как устроена земная кора?.. Нельзя же совсем не общаться с окружающими. Это сразу вызовет подозрение. И раньше такое бывало, что заходили на огонёк соседи потрепаться…
– А такое раньше – бывало?.. – Побрезио поднёс прибор в своей руке под самый нос ни в чём не виноватому немцу.
– При Октябре – никогда, – сказал тот, обозлившись.
‑ Иголки не иголки, а надо было хотя бы проследить за ним, ‑ поспешила вмешаться Агата.
‑ Да мы проследили. Они сняли халупу на улице Бонфила. И выяснили заодно, что они показывали властям официальное разрешение на проведение своих исследований.
‑ Что же мы стоим тут как бараны? Надо действовать!
‑ Пойдем мы с Аркадио и Хуаном, ‑ оживился Побрезио. – Сестра, ты постой на стрёме, а Ульрих пусть соберёт оружие и барахло. Разберёмся с физиком, и надо отсюда линять.
– А эту хрень лучше всего закопать куда-нибудь поглубже, – сказала Агата.
‑ Может, лучше её развинтить и посмотреть, что там внутри? – предложил Побрезио.
– Развинтить её под силу только крутому специалисту, ‑ возразил Ульрих. ‑ Кто знает, какие там могут быть сюрпризы…
– Какие еще сюрпризы! Никаких там нет сюрпризов. Все сюрпризы мы уже получили. Надо смываться отсюда. И узнать, кто нам такое учинил.
‑ Послушай, а вдруг она до сих пор работает, и им нас слышно? – сказала Агата.
‑ Не работает, ‑ успокоил ее Ульрих. – Я первым делом на неё пописал.
– Comes mierda, – сказал Побрезио и швырнул устройство на землю. – La gran gamberra, zuruppio raro, bestia manchada, copulate al culo, al boca y al nariz, [21] так растак!
– Альзо шпрахт Заратустра, – сказал с уважением Ульрих и направился к лестнице, ведущей наверх.
‑ Как же мы допустили такую промашку? – высказал Побрезио единственную крутившуюся у него в голове мысль.
Как, как… Где же мы допустили, если это ты её допустил, сукин ты сын, военачальник хренов, так тебя растак, читалось в глазах смотревших на него боевых соратников ‑ Хуана и Аркадио. А вот Октябрь бы, покойник, – не допустил бы, читалось там же. Даже Мигель бы не допустил. Даже кривоногий Мигель со всегдашним своим дурноватым запахом изо рта, бесследно сгинувший непонятно куда пару дней назад, ни за что не стал бы интересоваться тем, может ли человек выпить бутылку шестидесятиградусной текилы и прочими устройствами земной коры. Тем более спорить об этом на пятьсот песо. Мигелю это совершенно по фигу. Мигель бы скорее продемонстрировал заезжему учёному мужу устройство его кишок и прочего ливера. Какая там ещё, к черту, геофизика!..
Ну, да какой с тебя, хреновый командир ты наш Побрезио, и спрос, когда ты террористических университетов не кончал, в лагерях не обучался, об академиях соответствующего профиля только слыхом и слыхивал. Какой с тебя спрос, драный ты наш самоучка, бычок без узды, пень-колода стоеросовая, урка дешевый?..