Джентльмены чужих писем не читают | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Газета правых коммунистов La Verdad de Mañana клеймила как правящую партию, так и демократов, обвиняя их в том, что именно они спровоцировали этакий разгул терроризма, и разъясняла читателям, что террористы – это, собственно говоря, суть разочаровавшаяся часть электората, уверившаяся в том, что результаты выборов опять подтасуют, что и раньше-то было в порядке вещей, а уж теперь, когда Избирательный Комитет приобрел в США специальный компьютер для выборов, потратив на него чуть не половину годового маньянского бюджета, – имеет стопроцентную вероятность, ибо компьютер – железка; что в него заложишь, то он тебе и выдаст.

Газета левых коммунистов La Verdad Justo de Mañana высказывала мнение, что раз убивают русских дипломатов, то эти русские сами и виноваты. Зачем они предпочли плясать под штатовскую дудочку?.. Газета также приветствовала своих идейных братьев: организацию “Съело Негро”, Агату и лично Октября Гальвеса Морене, высказывала полное понимание того, что эти русские сами виноваты: не хрен было плясать под штатовскую дудочку, клялась в вечной дружбе и поддержке, в доказательство чего объявила о сборе средств в пользу истинных революционеров и даже открыла в одном из центральных банков Маньяна-сити счёт для анонимных пожертвований, и номер этого счёта привела на первой полосе. Первый взнос в тридцать два песо сделал главный редактор, он же репортёр, обозреватель, корректор, наборщик, выпускающий, ответственный секретарь и фотокорреспондент La Verdad Justo de Mañana, а также её общественный распространитель.

Наконец, независимая газета “Эль Популяр” вину за происшествие в горах возлагала на снежного человека Абрама, серию репортажей о котором она давала в прошлом месяце чуть не раз в три дня; стрельбу, только не на Панчо Вилья, а возле отеля “Импорио”, устроила вовсе на Агата, а Сатва Галиндо, женщина-зомби с Огненной Земли, которую тайная секта суфражисток Abajo los Hombres настропалила отстреливать в разных городах континента сексуально вызывающих мужчин, о чем “Эль Популяр” тоже писала неоднократно, так что любое другое правительство кроме этого давно уже обратило бы внимание и приняло меры, а убитый – был диктор шестого канала Ибанио Ибанес (прочитав сие, Ореза включил телевизор и на шестом канале немедленно увидел этого Ибанеса, до тошноты лощёного средних лет педераста, живого и невредимого); что же касается ритуального самосожжения десятерых мужчин, троих женщин и пятнадцати детей в Чапультепеке воскресным вечером, то это, как уже установлено следствием, развлекалась религиозная секта “Так Воспарим”, штаб-квартира которой находится под Далласом, а филиалы – по всему латиноамериканскому континенту; заканчивалась хроника событий призывом покупать зачем-то самовыжимающуюся швабру, бесплатная доставка в пределах Маньяна-сити, далее – почтой.

Завидев Габриэлу, подошедшую к столу, Ореза скомкал газеты и зашвырнул их за пальму, что пылилась в дубовой бочке в трёх шагах от стола, за которым он сидел.

– Что пишут? – равнодушно спросила Габриэла.

– Хорошие виды на урожай бананов.

Габриэла намазала маслом хлеб.

– Какими же им быть еще, видам на урожай бананов, – сказала она, – ежели треклятые грингос давно уже превратили нас в банановую республику?..

– Ты опять за своё, – мягко сказал папочка. – Ладно, оставим эту щекотливую тему. Там между прочим не только про бананы пишут.

– Про что ещё?..

– Про балет, например.

– Ну? – саркастически сказала дочь.

– Представь себе, что на свете существуют вещи и помимо политики.

– Могу себе представить, что это за балет. Небось, какой-нибудь манхэттенский?.

– Ну… почему же сразу… – папочка замялся, потому что дочка оказалась права: писали про бродвейский театр, который привез в Маньяна-сити очередной опус Веббера.

– Когда противостоят две силы, – сказала дочь, – всё, что попадает в поле между пластинами, неизбежно ориентируется вдоль силовых линий.

– Вот-вот! – обрадовался папа. – Я и говорю: если уж ты занятиям в университете предпочитаешь стрельбу по движущимся мишеням на улице Панчо Вильи…

– Папа, когда какая-то Агата, всего лишь похожая на меня, стреляла на той улице, я, Габриэла Ореза, была в университете, меня там видели сто человек и два профессора.

– Да, – скривился папа. – Про скандал, который ты там учинила, будто наш национальный университет не хуже Принстона или Гарварда, и постоянное превознесение американского образования унизительно, я…

– Ты, папа, не поверишь, но проклятые грингос, уже договорились до того, что мы, маньянцы, якобы даже колеса не знали, пока ихний Колумб нам его не привёз!.. Это притом, что в Маньяна-сити университет был основан в 1551 году, когда эти придурки ещё думали, что они тут открыли Индию и Великий Китай!.. Триста лет в направлении с севера на юг шёл только один процесс: геноцид, геноцид и ещё раз геноцид всех, у кого чёрные волосы, низкий лоб и широко расставленные глаза…

Папа в отчаянии всплеснул руками.

– Габри, я понимаю… я в твои годы тоже участвовал в молодежных движениях… мы творили ужасные вещи…

– Какие? – заинтересовалась дочь.

– Ну… не знаю, можно ли тебе и сказать…

– Можно, папа. Мне – можно.

– Э-э-э… действительно, ужасные…

– Да какие же? Говори! То, что было “ужасной вещью” двадцать лет назад, папочка, нынче выглядит детским утренником!..

– Ну… э-э-э… к примеру, мы снимали друг друга в порнографических фильмах…

– А-а-а… – разочарованно протянула Габриэла. – Я думала, воровали мороженое у лоточников.

– Ага… Никчемушнее мы поколение. Вам не чета. Но каким же образом после своего пламенного выступления в университете ты оказалась в одной машине с террористом Октябрём чёрт знает где на горной дороге? В машине, которую я сам тебе и подарил?

– «Феррари»!

– Вот именно.

– Я и забыла о ней…

– Ладно, успокойся. Я, представитель никчемушнего поколения, уже позаботился об этом… Нет теперь этой машины ни в каких базах данных.

– Спасибо, папочка! – она нежно поцеловала его в щёку.

– Ну ладно, ладно, – похлопал он её по спине. – А ты за это скажешь мне одну вещь…

– Да? Какую?

– Кто возглавит «Съело Негро» вместо Октября?

Габриэла просто застыла на месте, глядя на него.

– Ну, ты не пугайся, не пугайся, Габи, – и папочка вывесил на лицо дежурную «улыбку № 6». – Это надо знать лично мне. Лично. Мне. Понимаешь? Не бывшему советнику президента, не генералу, даже не гражданину. Мне – лично, как частному лицу.

– Зачем?

Он смотрел на неё и улыбался, но глаза его были серьёзны. Потом чуть-чуть пошевелил пальчиком, подзывая её поближе.

– Что? – шепнула она, склоняясь к нему.