Он принял оборонительную стойку, но человек атаковал его прежде, чем он успел сообразить, что атака началась.
Боль взорвалась в груди и растеклась по нервным волокнам, захватывая брюшину и область паха. Как ряд костяшек домино начинает падать одна за другой, так и различные части тела Николаса одна за другая онемели от серии страшных ударов в разные болевые точки. Боль не была локализована точкой, в которую наносился удар, но разбегалась по телу через нервные узлы.
Атака была проведена по воем правилам науки, буквально расколов тело на секторы. Это Николас понял сразу. Одержать победу одно дело; а добиться такого эффекта — совсем другое. Это была наглядная демонстрация явного преимущества. Дух Николаса был сломлен ощущением полнейшего бессилия как-либо защититься. Отдав большую часть жизни изучению ниндзютсу, как он будет жить белым ниндзя?
Ответ на этот вопрос был прост: жить ему осталось недолго. Это ответ напрашивался сам собой уже после этой первой атаки.
Томи все лежала, прислонившись спиной к стене, постепенно приходя в себя после удара, полученного в первые же секунды схватки. Судорожно хватая ртом воздух, пытаясь стряхнуть с себя дурноту, она почувствовала, что рука ее уже не сжимает рукоятку пистолета.
Наблюдая за атакой незнакомца на Николаса, она шарила вокруг в поисках оружия. Пистолет лежал на полу в нескольких ярдах от нее, так что она не могла дотянуться до него. Превозмогая боль, Томи оттолкнулась руками от стены и поползла по полу к тому месту, где лежал пистолет. Вот она уже схватила его и трясущейся рукой стала ловить на мушку темную фигуру. Она уже было потянула за спусковой крючок, как вдруг с ужасом осознала, что целится в Николаса.
— А, сучий потрох! — выругалась она и пригрозила: — Отпусти его, или я стреляю!
Человек в маске развернулся к ней лицом, загородившись телом Николаса.
— Валяй! — голос его царапал по нервам, будто он водил гвоздем по стеклу. — Стреляй, чего там! Может, попадешь в меня. Но скорее всего — в него.
От бессильной ярости у нее даже, как говорится, шерсть на загривке стала дыбом. Еще и издевается, гад!
Затем она увидела, что у горла Николаса сверкнул короткий клинок.
— Положи на пол оружие, — произнес свистящий голос, — или я убью его. — И, чтобы показать серьезность своих намерений, он слегка провел ножом по шее Николаса. Потекла кровь.
Томи бросила пистолет.
— Поддай по нему ногой хорошенько! — приказал человек.
Пришлось подчиниться, но скоро ока раскаялась в этом. Как в замедленной киносъемке, черная фигура опустила Николаса и одним движением оказалась рядом с ней. Как это ей удалось сделать, было просто уму непостижимо.
Этим совершенно неизвестным науке способом передвижения в пространстве незнакомец преодолел расстояние, разделявшее их, и Томи почувствовала, что ее оторвала от земли и швырнула в стену какая-то чудовищная сила. Вскрякнув от удаления и боли, она потеряла сознание.
Разделавшись с ней таким образом, незнакомец повернулся к Николасу. Тот полз по йоду, пытаясь добраться до пистолета. Надо ли говорить, до каком степени отчаяния ему надо было дойти, чтобы, даже не попытавшись воспользоваться природным оружием, потянуться за механическим!
Одним прыжком человек очутился рядом с Николасом и, подняв его с такой же легкостью, с которой он только что поднимал Томи, швырнул его через всю комнату. Николас врезался в стол, скользнул по его поверхности, в его уже почти бесчувственное тело свалилось на пол между столом и разбитым окном.
Легко, неслышной поступью, будто не торопясь, черный человек обогнул стол и, подхватив Николаса, направился с ним к окну.
Николас понял его намерение и сделал единственное, что можно было сделать в его положении, чтобы помешать убийце открыть фрамугу окна: он растопырил руке и ноги.
Раздался жуткий звук, отдаленно напоминающий смех, от которого было ощущение, как от дюжины булавок, впивающихся в кожу:
— Ты что, думаешь, тебе удастся спастись таким образом?
Николас застонал, почувствовав страшный удар в правое плечо. Рука сразу онемела и бессильно повисла. Следующий удар обрушился на левое плечо, и Николас прикусил губу, чтобы не закричать в голос. А затем то же самое произошло с его правой ногой, потом — с левой. И он почувствовал, как, его просовывают в окно.
Но он все еще продолжал бороться, как всякий живой организм борется даже в самой безнадежной ситуации. Совсем онемевшими руками Николас продолжал отбиваться, сражаясь за каждый дюйм.
Плечами и локтями он уперся в раму, не давая выпихнуть себя наружу. Удары сыпались на него, но он не обращал на них внимания, неподвижно застряв, как деревянный клин, в оконном проеме.
И тогда его ударили в голову, туда, где еще не зарос окончательно операционный шов. Это было уже слишком. Расслабленное тело пропихнули в проем — и под ним разверзлась бездна.
Дымные и какие-то нереальные при взгляде сверху улицы Токио приготовились встретить его. Николас чувствовал, как трепещет сердце в его груди. В ушах — словно вздохи ветра от приливающей крови.
Так и висел он на высоте двадцатого этажа, представляя себе следующие несколько мгновений, как он будет лететь, медленно переворачиваясь в воздухе, а навстречу ему будет стремительно подниматься готовый принять его тротуар. Вот и реализуется его назойливый ночной кошмар. Сколько раз он чувствовал себя проваливающимся в бездонную пропасть сквозь серо-голубоватую дымку! Только на этот раз он не проснется от этого кошмара.
Глядя в воспаленное лицо квартала Синдзюку, Николас услыхал последний жалкий вскрик своей дочери и приготовился умереть.
Но вдруг почувствовал, что его втягивают назад в окно. Вернее, осознание этого пришло уже потом, когда он оказался на подоконнике. Закрытое черной маской лицо склонилось над ним.
— Если ты умрешь, то это будет слишком легкая смерть, — проскрипел голос. — Ты даже не успеешь понять, что умираешь. Только осознание приближающейся смерти порождает отчаяние. И оно сомнет тебя с гораздо большей силой, чём удар об асфальт.
И затем Николас почувствовал короткий и аккуратный удар по шее, который на прощание отвесил ему незнакомец.
Перед глазами появилась сизо-голубая дымка, колеблющаяся, как раздвоенный язычок гадюки, скрывающая в своей глубине тайны слишком страшные, чтобы их можно было выдержать.
И потом все поглотила тьма.
* * *
После непродолжительного пребывания в больнице, дав настолько полные показания полиции, насколько это было в его силах, отклонив взволнованные расспросы бледной Жюстины — но, слава Богу, вполне контролирующей свои эмоции, — и Нанги, которые прибыли забрать его, Николас оказался дома.
В больнице он виделся с Томи, которая, как оказалось, отделалась легкими ушибами. Обследование показало, что у нее не было даже сотрясения мозга.