— Я предлагаю следующее, — сказал наконец Икуза. — Переводите потихоньку людей Линнера на свой контракт, а потом рубите концы. Таким образом, вы сможете самостоятельно производить свои замечательные процессоры.
Нанги изобразил на лице, что он серьезно обдумывает эту идиотскую идею. Как прямое, так и косвенное предательство друга не входило в его планы.
— В том, что вы предлагаете, есть свой смысл, — сказал Нанги. — Но, с Вашего разрешения, у меня есть альтернативное предложение. Давайте пока не трогать Николаса Линнера и его людей, чтобы не давать ему повода обратиться в суд и потребовать возмещения убытков. — Он сделал паузу, чтобы дать Икузе возможность переварить сказанное. — А тем временем я буду работать над слиянием «Сфинкса» с каким-нибудь другим предприятием, имеющим и оборудование, и опыт в производстве процессоров. Наши люди быстро освоят новую технологию, не вызывая подозрения.
— А как насчет Линнера? Он, наверно, этого дела так не оставит.
— Если он будет выражать недовольство по поводу нового объединения, я ему просто скажу, что в связи с растущими доходами предприятию необходимо расширяться.
Если его дивиденды не пострадают, он не будет противиться.
— Не нравится мне, что Линнер остается в руководстве, — тон Икузы был настолько агрессивен, что Нанги подумал: нет, его план все-таки не сработал. — Ваше предложение может быть признано приемлемым, если «Нами» сама подберет фирму, с которой мы сольем «Сфинкс». В таком случае можно будет гарантировать лояльность тех, кто получит доступ к новой технологии.
— Я предвидел Ваше предложение, — сказал Нанги, вынимая из внутреннего кармана пиджака свернутый лист бумаги. — Я взял на себя смелость подготовить список фирм, которые могут подойти для наших целей.
— "Нами" не нравится, когда ей навязывают что-то, — недовольно буркнул Икуза.
Нанги пожал плечами.
— Но Вы можете просто взглянуть на список и высказать Ваше мнение по поводу предложенных кандидатур.
Это понравилось Икузе. Он опустил взгляд на список и скоро с довольным видом кивнул:
— Пожалуй, в Вашем списке есть фирма, которая может удовлетворить требованиям «Нами». Это «Накано Индастриз», которую мы считаем вполне приличной. Если Вы сможете убедить президента фирмы в пользе такого союза, «Нами» не будет возражать против проведения Вашей идеи в жизнь.
Чувствуя, что удача сопутствует ему, Нанги предложил: — Может, Вы возьмете на себя труд переговорить с президентом «Накано» обо всем этом, Икуза-сан?
— Ну что ж, Кен Ороши мой хороший знакомый, — ответил Икуза. — Время от времени мы с ним встречаемся на площадке для гольфа. — Он задумчиво кивнул. — Постараюсь сделать для Вас что смогу.
Они приближались к выходу из парка. Сквозь прутья забора блестел лощеный бок черного «Мерседеса». Человек-гора повернулся к Нанги: — Я недооценил Вас при первой встречи, Нанги-сан. Ваше предложение было очень здравым. Я думаю, оно встретит поддержку у «Нами». Она ценит Вашу лояльность.
Икуза быстрыми шагами направился к выходу. Но только когда черный «Мерседес» влился в поток машин и исчез из виду, Нанги позволил себе вздохнуть с облегчением. Он одержал трудную победу и мог по праву гордиться этим.
* * *
Жюстина лежала на спине, уставившись на игру теней на сводчатом потолке, создаваемую деревьями, обступившими дом со всех сторон. В этот ранний час, когда утро отвоевывает у ночи плацдарм за плацдармом, эти тени, казалось, жили своей собственной жизнью. Во времена сегуната Токугавы, как ей рассказывал Николас, даже сам правитель страны, бывало, нанимал ниндзя, чтобы заставить непокорных вассалов подчиниться его воле — даже если эта воля шла вразрез с кодексом самурайской чести. И вот нанятый ниндзя висел между балками, как паук, дожидаясь, когда его жертва уснет. А потом бесшумно спрыгивал на татами и обвивал его шею шелковым шнуром или, предварительно оглушив, взваливал на плечи и исчезал среди теней.
Так было в Японии в XVII веке. Но некоторые вещи здесь так и не изменились. Вот в этом и состоит главное отличие между Японией и Америкой. В Америке все постоянно изменяется.
А здесь до сих пор существуют ниндзя. Жюстине это хорошо известно. Сама замужем за одним из них.
Николас.
Одной мысли о нем было достаточно, чтобы слезы полились у нее из глаз. Вытирая глаза, она села в кровати и, закрывшись одеялом до подбородка, выругала себя за такую слабость. Ее отец хотел иметь сына. Вместо этого жена родила ему двух дочек. Если бы я родилась мальчиком, подумала Жюстина, я бы не была такой слабой. Но даже думать так было проявлением слабости. Нанги тоже говорил ей об этом.
Жюстина всегда с нетерпением ждала их регулярных — два раза в неделю — уроков японского образа жизни. Нанги рассказывал ей о роли женщины в японском обществе: как она ведет семейный бюджет, выдавая мужу деньги на карманные расходы, как свекровь организует жизнь семьи, командуя невестками и сыновьями, как гейши утешают могущественных японских политиков и промышленников, когда те, напившись в стельку, плачут у них на груди, как малые дети. И как те же гейши дают дельные советы этим же мужчинам по вопросам управления государством и экономикой.
Постепенно Жюстина начинала понимать Японию и людей, населяющих эту страну. Она была очень благодарна Нанги и удивлялась его участливому отношению. Объяснения, что он выступал в роли Пигмалиона потому, что она была женой его друга Николаса, было недостаточно. Видя, как он молится в церкви, она поняла, что Нанги полон христианского участия к ближнему, которое и в Америке-то редкость. А здесь, на чужой земле, это просто чудо.
Жюстина понимала, что Нанги и общение с ним были единственным, что скрашивало ее жизнь здесь. Николас куда-то исчез — один Бог знает, где его носит. Он пытался ей что-то объяснить, уходя, но она ничего не поняла, будто потеряла способность понимать по-английски. Она знала только одно: на него было совершено нападение, и, надо полагать, оно не будет последним. Но кто это был?
Тандзян.
Слово вызвало у нее дрожь. Николас и Нанги говорили, что и Акико была своего рода тандзяном, но что этот наиболее опасная разновидность.
— О, Ники, — прошептала она, — как я молю Бога, чтобы он защитил тебя.
Она стала ходить в церковь, потому что чувствовала, что нуждается в духовной поддержке, а даже общение с Нанги не дает ей душевного покоя. Что-то с ней случилось.
Она ходила в церковь Св. Терезы, хотя другие христианские храмы были и поближе к ее дому. Там она часто видела Нанги. Месса была своего рода возвращением к дням детства, когда мать водила ее в церковь. Правда, Жюстина никогда в те дни не испытывала ни тепла, ни чувства защищенности в храме Божьем, и позднее она поняла почему. Мать водила их с Гелдой — старшей сестрой — из чувства долга, потому что в свое время и ее мать делала то же самое. Сама она ничего не чувствовала во время мессы, и поэтому две ее дочери тоже выросли без Бога.