— Пойдемте, — пригласил Хау. — Мне надо зайти в С-1 повидаться со Стедманом. — Он говорил о Джоне Стедмане, одном из старших сенаторов, а С-1 было кодовое название его «укрытия» в здании Капитолии. С самых первых дней функционирования здания в нем было 75 «укрытий» такого рода для ключевых деятелей законодательной власти. У Хау не было своей комнатушки в Капитолии, а у Брэндинга, благодаря его связям, была, — вот и еще повод для Хау злобствовать, еще одна незаживающая рана в самолюбии.
— Не обращайте внимания на Шизей, — посоветовал Хау своему помощнику, когда Майкл, шофер Хау, влился в поток машин. — Она не ваша забота.
— Вы всегда так говорите. А она, между прочим, зовет вас «Дуги».
— Вот как? — Хау посмотрел на Брислинга. — Она шутит, Дэвид. Просто говорит, чтобы позлить вас. — Сенатор покачал головой. — Иногда вы меня просто удивляете.
— И все-таки мне бы хотелось знать, каков ее статус здесь, — губы у Брислинга были плотно сжаты, и у виска пульсировала жилка. Он недолюбливал Шизей с самого первого ее появления в офисе Хау, и эта неприязнь постоянно росла. Но то, что она ему сказала сегодня, переходило все границы. Такого простить нельзя. Ее слова сидели у него занозами под кожей.
— Шизей находится у меня на службе, Дэвид, — пожал плечами Хау, — как и многие другие преданные мне люди, которые помогают мне лавировать в опасных вашингтонских водах. — На лице у него появилась неприятная ухмылка. Отчасти ему польстила ревность помощника.
— Оставьте эти разговоры для прессы, — горячо выпалил Брислинг. — Она занимает особое место среди нас, и вы это прекрасно знаете.
— Да, — откликнулся Хау со смесью удовлетворения и злорадства в голосе, — ее мордашка приятнее, чем все ваши рыла вместе взятые. — Ему осточертело нытье Брислинга. Единственное, что сдерживало желание сенатора выставить его к чертовой матери, так это то, что Брислинг был врожденной пешкой. Когда это будет удобно, Хау им пожертвует.
Сняв трубку, он закончил прерванный разговор с генералом Дикерсоном. Потом, поскольку он был расположен к грубому юмору, нагнулся к своему помощнику и сказал ему заговорщицким тоном: — Скажу вам по секрету, Дэвид, иногда от того, что у нее между ног, бывает больше пользы, чем от того, что у вас всех на плечах. — А потом расхохотался так, что слезы полились у него из глаз.
— Шутки в сторону, — сказал Брислинг несколько чопорно, когда сенатор отсмеялся. — Не доверяю я ей. Никак не могу понять, почему вы ей доверяете. Много раз я видел, как она обводит вас вокруг пальца, когда вы думаете, что происходит нечто прямо противоположное. Она влезла вам в душу — вот в чем дело. За всякое выполненное задание вы ей дарите подарки. Я думаю, она для вас просто сексуально привлекательна, вот и все.
— Вы закончили? — осведомился Хау. Теперь он действительно разозлился. Кто он такой, этот прыщ, чтобы поучать его? Шизей правильно о нем сказала, что он материал одноразового использования. Сделав над собой усилие, Хау обуздал свой праведный гнев. — Я эту сучку отослал назад к Брэндингу, чтобы она организовала его появление на банкете в честь западногерманского канцлера в конце этого месяца. Там я нанесу ему последний, смертельный удар. Так что ваша операция, проведенная в Джонсоновском институте, хоть и дала кое-какой материал, не будет решающим козырем. У меня будет для вас новое поручение. Вы терпеть не можете Шизей, полагая, что она плохо на меня влияет. Может быть, вы и правы. Я думаю, надо выяснить окончательно, что она за человек. — Он тепло улыбнулся своему помощнику, придав лицу выражение доверительности. — Я поручаю вам это дело, Дэвид, потому что знаю, что на вас можно положиться. Шизей хранит собираемые ею сведения дома, в спальне. Подождите, когда она выйдет вместе с Брэндингом, направляясь на банкет, а потом постарайтесь получить эти сведения.
— Но... — лицо Брислинга было полно недоумения. — Вы хотите, чтобы я влез в ее дом ночью?
Хау поднял брови.
— Не понимаю, о чем вы говорите, но советую быть поинициативнее. Только так можно сделать карьеру в этом чертовом городе. — Он посмотрел в окно на пробегающие мимо дома и памятники разным деятелям. Они, казалось, салютовали ему. — Мне кажется, что я предоставляю вам шанс показать, чего вы стоите.
Он посмотрел на помощника глазами доброго дядюшки.
— Вы всегда считали мои советы полезными, не так ли? Я взял вас прямо из гардеробной сената и сделал для вас кое-что, потому что увидел ваш потенциал. — Благожелательная улыбка расширилась до положенных природой пределов. Хау обнял Брислинга за плечи. — Послушайте меня, Дэвид. У вас все впереди. Сегодня вы мой помощник. Завтра — кто знает?
* * *
И у Смерти было имя.
Николас открыл глаза и уставился в лицо, увидеть которое на этой земле он уже не чаял.
— Канзацу-сан? — его голос был какой-то чужой: сухой, скрежещущий, пронзительный. — Неужели это вы? Я сплю? А может, я уже умер?
— Ты еще не умер, — ответил первый сэнсэй Николаса. — Но и живым тебя нельзя назвать.
Его лицо — а Николас видел только лицо — абсолютно не изменилось с тех пор, как он видел его в последний раз зимой 1963 года. Невероятно, подумал Николас. Но era мысли были расплывчаты, спутаны и неповоротливы, будто вмерзли в лед.
— Где мы?
— В Лимбе [12] , — ответил Канзацу. — В моем доме на Черном Жандарме.
— Дом? Прямо здесь? — Как странно звучит мой голос, подумал Николас. Какой-то пустой, скребущийся.
— Лимб — понятие растяжимое, — пояснил Канзацу. — Здесь я вроде как на выселках. А еще это место можно назвать монастырем, где всегда царит чистота и покой. Где можно отдохнуть душой и набраться сил. — Он взглянул на Николаса. — Как раз то, что тебе сейчас больше всего нужно, не так ли?
Николас попытался кивнуть головой в знак согласия, что он — Земля и из его сердца поднимается ввысь Черный Жандарм.
* * *
Через две недели после их возвращения в Вашингтон Коттон Брэндинг поехал в Джонсоновский институт и взял с собой Шизей. Впервые за все это время ему удалось оторваться от сенатских дискуссий для дела, которое он считал очень важным.
Институт, в котором работали лучшие выпускники Стэнфордского университета и Массачусетского технологического института, размещался в большом кирпичном здании георгианского стиля, построенного в начале века. Строился он как загородный дом, но вскоре оказался в городской черте, а теперь о Девоншир-Плейс, где он находился, можно было говорить как об одном из главных районов Вашингтон на, — всего один квартал от Коннектикутского моста.
Хотя особняк выглядел все еще весьма импозантно снаружи, но его интерьер, когда-то выгодно оттенявший размещенные здесь произведения искусства, был безнадежно! испорчен реконструкцией, когда в особняк размещали высокотехнологичное лабораторное оборудование. Тем не менее Коттон Брэндинг считал Джонсоновский институт одним из центров Вселенной, прекраснее которого нет ничего на свете.