Везунчик Чу кивнул.
— Я все понимаю.
— Хорошо, — улыбнулся Нанги.
Он уже посеял кое-какие семена, сделав несколько анонимных звонков в полицию — в Вань-Чай, в центральное управление и в Стенли. Сержантам, которые по подозрениям “Грин Пэнг” работали на коммунистов. На вопрос Нанги Везунчику Чу, почему их не уберут, тот с улыбкой ответил:
— Как это у вас говорят. Лучше знакомый черт, чем незнакомый.
— У тебя хорошо бы пошли дела на Золотой Горе, — сказал Нанги, используя китайское название Америки.
— Возможно, — ответил молодой человек, — но мне не хочется уезжать из колонии. Здесь я сделаю себе состояние.
Нанги в этом не сомневался.
Теперь, когда на Гонконг опустилась бархатная пелена тумана, он встал и сказал:
— Я проголодался. Поужинаем?
Везунчик Чу кивнул:
— Куда хотите пойти?
— Туда, где есть настоящая китайская кухня. На твое усмотрение.
Молодой человек посмотрел на него, едва заметно поклонился и сказал:
— Сюда, пожалуйста.
Везунчик Чу повез его за город, на север, к новым территориям. Скоро они подъехали к границе с Китаем, домов стало меньше, появились хижины. Голые дети бегали по грязным улицам. Собаки сердито лаяли и грызлись среди куч мусора.
Припарковав машину, они пересекли подобие центральной площади и свернули на чрезвычайно узкую улицу.
— Мы пойдем в тот ресторан, — указал подбородком китаец, — он считается лучшим в Гонконге.
Они вышли на рыночную площадь. Нанги увидел, что она держалась на длинных сваях. Он увидел воду, привязанные рыбачьи лодки, их владельцы готовились к утреннему лову.
Проходя мимо рядов. Везунчик Чу сказал:
— Обычно рыбаки привозят не только рыбу. Сейчас туман и не видно, что здесь совсем недалеко до Китая. Оттуда перебегают постоянно.
На рынке торговали только рыбой. Особые баки были наполнены морской водой, в которой плавали большие, средние и мелкие рыбы, крабы, креветки.
— Что вы предпочитаете?
— Мы в Китае, выбирать должен китаец.
Везунчик Чу очень серьезно отнесся к возложенной на него ответственности. Он ходил от одного торговца к другому, указывал на одну рыбу здесь, две там. Когда их доставали из бака, он осматривал их, обнюхивал, словно старая женщина, которая хочет убедиться, что выбрала самое лучшее. Затем начинал торговаться, умело, с особой стратегией, что всегда зачаровывало и захватывало китайцев.
Наконец, забрав пластиковые мешки с покупками, Везунчик Чу отвел Нанги в ресторан.
Владелец, толстый, полный китаец, приветствовал Чу с почтением, уместным при встрече знаменитого господина. Нанги удивился, но он знал, что спрашивать об этом — признак дурного тона. В этот вечер им приготовили не менее девяти блюд из морских продуктов — от моллюсков до жареного лангуста, приправленного таким острым соусом, что у Нанги выступили слезы. Ему страшно захотелось васаби — японского хрена, который он очень любил.
Более трех часов они ужинали в истинно китайской манере, не говоря о серьезных делах. Китайцы — в отличие от японцев, фанатично преданных бизнесу, — считают, что ничто не должно отвлекать от наслаждения пищей. В этом отношении они французы Востока.
Когда они наконец вернулись в отель, Нанги попросил Везунчика Чу пойти с ним. У портье было оставлено для него телефонное сообщение.
Номер телефона не был назван. Сообщен только адрес, куда завтра или, точнее, сегодня, ибо было уже за полночь, надо прийти, и время — два часа ночи.
“Мадонна, — безутешно думал Нанги в лифте, — что мне теперь делать?”
— У меня встреча, — сказал он китайцу, когда они подошли к его номеру, — через два часа. — Он назвал адрес: “Вонг Чук Ханг-роуд”.
— Это Оушн-парк, — объяснил Везунчик Чу. — Он обычно закрыт в такой час, но на этой неделе открыт круглые сутки из-за фестиваля лодок-драконов, который начнется послезавтра, в пятый день пятой луны. Туристам, говорят, нравится.
Нанги нырнул в шкаф, скрывшись ненадолго из поля зрения спутника, и вытащил два одинаковых манильских конверта. Один он протянул Везунчику Чу.
— Один я должен взять с собой, — сказал он. — Экземпляр, который у тебя в руках, предназначается губернатору. Я хотел, чтобы ты пошел к нему одновременно со мной, мне бы было спокойнее, но эта встреча должна состояться в такое время... И теперь...
— Минуту, — сказал Везунчик Чу. — Можно мне позвонить по телефону?
— Конечно.
Около пяти минут Чу говорил на диалекте. Потом положил трубку и повернулся к Нанги.
— Я все устроил. Никаких проблем.
— Что устроил?
— В два часа ночи я буду у губернатора Гонконга.
Нанги опешил.
— Я... Я не понимаю. Как это возможно?
— Мой отец все устроит. Никаких проблем.
Нанги вспомнил, как принимали Чу в ресторане. Подумал о влиянии Третьего кузена Тока. О “Грин Пэнг”. Наконец, он подумал о пяти Драконах, пяти руководителях Триады, самых влиятельных людях колонии. Кем должен быть отец Чу, чтобы приехать в такое время к губернатору? Сколько у него власти? Какой он должен обладать хваткой?
Нанги поклонился.
— Я твой должник.
— А я ваш. Я обрел большое уважение со стороны отца.
— Теперь к делу. Ты будешь у губернатора, и одному Богу известно, о чем вам придется беседовать, — сказал Нанги.
— Разговор поведет отец. Нанги задумался.
— Если я не позвоню до трех, готовьтесь к худшему. Сообщите губернатору все свидетельства против Лю.
— Это будет сенсацией, — сказал Везунчик Чу. — Скандал первого класса. Коммунисты совершенно потеряют лицо.
— Еще бы.
— Им же хуже.
Нанги кивнул.
— Им хуже в любом случае.
Они стояли друг перед другом. Все уже было сказано, время истекало.
Везунчик Чу поклонился.
— До встречи... Старший дядя.
У Нанги дух захватило. Ему была оказана величайшая честь. Так называли только самых уважаемых, и это указывало на особую дружбу, смысл которой не перевести на западные языки.
— Храни тебя Бог, — прошептал Нанги. Он имел в виду многочисленных китайских богов, в которых, конечно, не верил, но которые были так важны для Чу.
Оушн-парк, как выяснил Нанги, располагался на двух уровнях. На одном — главный вход в виде огромных ворот, ведущих к цветникам, к беседкам с разноцветными попугаями: с попугаем на плече каждый мог сфотографироваться за пять долларов. На невысоком холме находилась коллекция деревьев бонсай.