— Я приступлю к этому незамедлительно. — Спагна не скрывал ликования в голосе. — У него две коллекционные машины. Они уникальны. Такие же ему купить уже не удастся.
— И все-таки, если я хоть немного разбираюсь в людях, это только раззадорит его. Как и любому американцу, ему не хватит одной затрещины, чтобы вспомнить о хороших манерах. — Джордан задумался, его разум стремительно искал нужную информацию. — Насколько я помню, у него есть ребенок? Единственная дочь?
— Девятнадцати лет, — подтвердил Спагна. — Довольно симпатичная, судя по имеющемуся у меня снимку. Для папаши она — как это говорится? — зеница ока.
— Мне рассказывали, что Америка — страна опасная, в городах то и дело совершаются ужасные преступления — похищения, изнасилования, грабежи… ну, и так далее. — Джордан отошел от рыцарей, остановился на дальнем конце причала. — Дело деликатное, Осман. Никакого расследования быть не должно. Рядовое происшествие, девушку ограбили и избили на темной улице, «скорая помощь», носилки, паника, слезы безутешных родителей. В финале счастливое выздоровление. Ты знаешь, что делать.
— Безусловно, сир.
Джордан убрал телефон и вернулся к рыцарям. Ему не терпелось услышать, что замышляют его мать и Корнадоро у него за спиной. Первые же слова, шепотом произнесенные над его ухом, чрезвычайно его вдохновили.
— Да. Я знаю, где находится Трапезунд, — ответил он.
Столетия назад рыцари атаковали эту обитель ордена. «Вот круг истории и замкнулся», — подумал Джордан.
По низко нависшему небу, серому, прорезанному прожилками, словно неусыпное око солдата на посту, ползли хмурые облака. Браво вышел из отеля в своей грязной, истрепанной одежде, когда было уже немного за полдень — он проспал почти двенадцать часов. Сначала он отправился на Ататурк-Алани, огромную центральную площадь, а оттуда свернул к западу, на шумную улицу с множеством клубов и магазинов одежды. Место было довольно уродливое, массивные прямоугольники современных построек возвышались над головами прохожих, как поверженные атлеты, уже не способные подняться на ноги. Трапезунд можно было бы назвать городом контрастов. Увы, одно здесь разрушало другое. Новая и старая история сталкивались плечом к плечу с небрежным великолепием, но, в отличие от Венеции, обаяние местной старины бесцеремонно уничтожали бетонные гиганты новостроек. Величественное и грозное прошлое древнего Трапезунда оказалось на свалке, словно ненужный хлам.
Браво зашел в первый попавшийся магазин, в витрине которого увидел повседневную одежду. Полностью переодевшись, он выбросил старые вещи в мусорный бак. Затем направился в Ортахазар, или Среднюю Крепость, — старый район Трапезунда. Пробираясь через базар, Браво дважды уверялся было, что его преследуют, но один из «преследователей» оказался русским продавцом сувениров, страстно желавшим продать ему набор расписанных вручную матрешек, а второй — мальчишкой на велосипеде; этот просто хотел как можно быстрее попасть из пункта А в пункт Б, решительно ни о чем другом не думая. Но Браво до сих пор не забыл, как на них напали в Сен-Мало, и только вмешательство дяди Тони их спасло. При мысли о дяде Тони болезненно защипало в глазах. Он смахнул прочь выступившие слезы.
Когда он позвонил Адему Калифу, того не было в городе. Калиф предложил встретиться позже в кафе на холме, чтобы вместе пообедать. Браво миновал один из двух мостов, соединяющих старинную часть города с современными районами. Мосты нависали над двумя похожими, как близнецы, ущельями, давным-давно выточенными в скалах бурными водами двух горных рек. Послание Декстера, намекавшее на одну из них, Дегирмен, должно было привести Браво из Венеции в Трапезунд.
Холм, на котором находилось условленное кафе, казался таким же старым и покосившимся, как деревянные постройки по соседству. Адем Калиф сидел за столиком возле входа. Увидев Браво, он поднялся на ноги и приветственно махнул смуглой рукой. Калиф оказался коренастым, широкоплечим турком. На мощных руках бугрились мышцы. Его трудно было назвать красивым, но волевое лицо притягивало. Он был одет в широкие свободные брюки и рубашку с короткими рукавами. Явно не священник.
Сидящие за соседними столиками дородные рыбаки и узкоглазые служащие нефтяных компаний курили крепкие турецкие сигареты, разглядывая трио высокогрудых, фальшиво улыбающихся «Наташ», как здесь называли проституток из бывшего Советского Союза. У девиц был измученный вид. Они подкреплялись перед работой, потягивая черный кофе и жуя экмек, дрожжевой хлеб, намазанный местным маслом, с неизменными черными маслинами.
— Так ты — Браверманн Шоу. Твой отец много о тебе рассказывал.
Адем Калиф великолепно говорил по-английски, с легким британским акцентом. Когда Браво предложил перейти на турецкий, он просиял и широко улыбнулся, сверкнув золотыми зубами.
Они уселись за круглый мозаичный столик на террасе, возле кованых перил. С внезапностью нежданно явившегося подвыпившего гостя из затянувших небо грозовых облаков хлынул дождь, заливая край террасы, не прикрытый выцветшим полосатым навесом. Удивительно, но здесь было еще более влажно и душно, чем в Венеции.
— Мрачноватая сегодня погода, — сказал Браво, устраиваясь напротив Калифа.
— Лето на Черном море, — Калиф пожал плечами. — Ко всему привыкаешь. — Он разлил по стопкам ракию, они чокнулись. Адем наблюдал, как Браво залпом выпил огненную жидкость.
— Пар из ушей не пошел, что ж, прекрасно, прекрасно, — улыбаясь, сказал Калиф, снова наполняя стопку. От него исходило такое неукротимое жизнелюбие, что маленькое кафе сразу словно наполнилось светом. — Знаешь, мне всегда были очень интересны американцы. Рядом с вами остальные нации бледнеют. С другой стороны, Америка экспортирует множество ярких вещей: Бритни Спирс, Брюс Уиллис, анорексия, «форды» — больше «кадиллаков», «хаммеры» — больше «фордов»… Америка — страна крайностей, поэтому она вызывает сильные чувства. Все прочие страны либо цепляются за ее юбку, либо горят желанием обезглавить ее.
— А вы в каком лагере? — спросил Браво.
Адем Калиф рассмеялся.
— Не возражаешь, если я закурю?
— Пожалуйста.
— Ох, какое облегчение. — Он вытащил пачку «Силк Кат» и раскурил сигарету. — Найти здесь эти английские сигареты — настоящая проблема. Моя прихоть дорого мне обходится. — Он пожал плечами. — Впрочем, прихоти всегда обходятся дорого…
Принесли следующую бутылку ракии. Когда они снова остались одни, Калиф нагнулся и произнес уже тише, голосом заговорщика:
— Я не посвященный. Но я помогал Декстеру — делился опытом, добывал нужные сведения. Фактически я был его глазами и ушами в этой части мира. — Он стряхнул с нижней губы табачную крошку. — Вот и ответ на твой вопрос — в каком я лагере. Верно?
— Верно, — согласился Браво.
— Теперь позволь мне задать вопрос тебе. Мудро ли это со стороны Америки — провоцировать остальной мир?
— Нет, конечно. Тем более что в самой Америке экстремисты составляют незначительное меньшинство, несмотря на сконцентрированную в их руках власть.